Helga Wojik - Кольцо времён. Путь Упуата

Выбор цвета авто Борьку тоже не удивил – в своих нарядах Ясмина отдавала предпочтение синему и бирюзовому. Может, у неё и машины были под каждый наряд? Как у других статусных дам – сумочки и туфли.

Крепкий водитель, он же телохранитель – ручной ротвейлер Ясмины, которого египтолог запомнил по фуршету и другим встречам, – открыл перед Борькой дверь. Это невольно напомнило о вчерашнем дне, но Николай отбросил неприятное воспоминание. Ясмина приветливо улыбнулась ему с заднего сиденья, и смущённый египтолог сел в машину, стараясь удерживать уважительную дистанцию между ними. В голове закружились совершенно бытовые мысли вроде – убрано ли дома? Чем угостить гостью? Кажется, в холодильнике оставалась содовая и лимон. А из еды был только Пластиков корм. Вот тебе и всё хвалёное русское гостеприимство.

– Устаза Ясмина, вы голодны? – невпопад спросил он.

Госпожа бинт-Карим, напряжённо смотрящая вперёд, на дорогу, чуть улыбнулась:

– Благодарю, нет. И не беспокойтесь. Мне уже, право, неловко, что я так неожиданно настояла на встрече.

Почему-то от этого её «не беспокойтесь» Борька и правда немного расслабился, как по волшебству.

«Ягуар» плавно подъехал к дому. Ручной ротвейлер Ясмины открыл дверь сначала перед ней, потом перед египтологом. Госпожа бинт-Карим тихо сказала ему что-то, и телохранитель остался дежурить у входа в дом.

Хоровод мыслей пошёл на второй круг – что могло пойти не так прямо сейчас? Если им встретится комендант – опять наорёт, и будет неловко перед гостьей. Как поведёт себя Пластик? И как вообще госпожа Ясмина относилась к животным? Что там учудил этот дуралей Яшка? От волнения Борька нещадно потел, и становилось ещё более неловко. Нечасто к нему наведывалась какая-нибудь очаровательная гостья. А тут сама госпожа Ясмина бинт-Карим… Интересно, а она знала о Кахине ? Наверняка знала, но лучше было не спрашивать.

По закону подлости в коридоре им встретился комендант, но, похоже, присутствие Ясмины оказывало умиротворяющее воздействие на всех, даже на этого ворчливого Цербера. Стоило госпоже бинт-Карим улыбнуться и поприветствовать его, как араб, кланяясь и улыбаясь в ответ, провожал их аж до самой квартиры, рассыпаясь в цветистых любезностях, словно какой-нибудь восточный сказитель. Даже на Борьку он посмотрел как-то по-новому, уважительно. Раз уж такие гости захаживают, значит, и хозяин не последний человек?

Отперев квартиру, египтолог засуетился – включил свет, запустил кондиционер посильнее, быстренько помыл руки, объяснив, где что, и поспешил на кухню, чтобы налить содовой и нарезать лимон.

– Вы проходите в гостиную! Устраивайтесь.

– Какой очаровательный пёс, – раздалось из комнаты.

Пластик, проигнорировав даже любимого хозяина и перспективу поживиться чем-то на кухне, закрутился вокруг гостьи, хрюкая и всячески выражая ей своё бульдожье расположение. Когда Борька вошёл в комнату со стаканами ледяной содовой, госпожа бинт-Карим изучала книжную полку. Египтолог вспомнил, что там ведь было и её фото, и снова покраснел, но гостья лишь улыбнулась, никак не прокомментировав.

– О, а это – ваша девушка? Настоящая русская красавица. – Ясмина кивнула на фотографию их троих.

– Э… ну да.

– И мистер Войник.

– Это не его девушка, – зачем-то брякнул Борька.

Гостья тихо рассмеялась, что так плохо вязалось сейчас с её напряжённым взглядом, и прошла к дивану. Казалось, что-то глубоко тревожит её, хотя держалась она с такой безмятежностью, которая сделала бы честь даже статуе царицы Тии в каирском музее.

Стоило Ясмине сесть, как на диван рядом с ней с поразительной ловкостью загрузился пёс.

– Пластик! – возмутился египтолог.

– Ничего страшного, – заверила Ясмина и погладила бульдога по морщинистому лбу, от чего сэр Говард Картер совсем разомлел и положил ей морду на колени.

Борька поставил стаканы с содовой на журнальный столик и сел напротив. Нерешительно посмотрев на гостью, он осушил свой стакан почти сразу – от стресса в горле пересохло.

– Мистер Войник – прекрасный фотограф, – начала Ясмина. – Я предложила ему участвовать в одном очень важном для меня проекте – о пирамидах, и он с радостью согласился. Хотел даже отказаться от оплаты – такой странный щедрый человек. – Она грустно улыбнулась, качая головой. – Но я настояла.

– Что ж, рад за него, – сухо ответил Борька, костеря друга на чём свет стоит. Уж мог бы о таком и рассказать!

– Три дня назад мы отправились в Саккару, сделать съёмки для первой статьи. Там… произошёл несчастный случай, и…

Кровь отхлынула от лица. Голос Ясмины звучал откуда-то издалека – конная прогулка, прекрасные виды. Хамсин. Псы.

«Коня понесло…» – эхом стучали в висках слова госпожи бинт-Карим.

Они нашли лошадь, но не журналиста. Искали три дня, с самого момента исчезновения Войника.

Три дня… Как раз три дня назад Борька получил приглашение, от которого нельзя было отказаться. Мысль о том, что Яшка пропал в песках Саккары… и, возможно даже, пропал насовсем , сделала все его проблемы незначительными.

– Я так надеялась, что он выбрался и связался с вами, – закончила Ясмина с искренней печалью. – Но вы тоже пропали, и я уже не знала, что и думать. Завтра я снова отправляюсь в Саккару на поиски. Люди редко исчезают бесследно, даже в древних некрополях.

– Я с вами, – решительно заявил Борька, прежде чем Ясмина успела озвучить свою просьбу.

Чёрт возьми, он отказывался хоронить друга вот так, где-то в безымянной гробнице среди древних мертвецов, до которых даже археологи не докопались. Найдётся, и живой! А потом можно и в морду дать за то, что заставил всех так переволноваться. Прямо в рамессидский нос!

– Упуат, Открывающий Пути…

Перед глазами плыли образы чужих воспоминаний. Приглушённое золотистое свечение озарило коридор впереди, обрисовало точёную фигуру зверя. Чёрный пёс, проводник душ, посмотрел на Якоба долгим взглядом, потом качнул головой, словно звал за собой, и двинулся вперёд.

Войник сделал шаг, другой… Он не знал, что ждало его там, за поворотом коридора, но одно понял вдруг совершенно ясно: он либо разгадает эту тайну, либо умрёт…

Назойливый писк будильника прорезался сквозь зыбкое марево снов. Он хотел протянуть руку, выключить, но ещё не до конца проснулся, и тело не слушалось.

Не слушалось…