Ким Харрисон - Как ни крути – помрешь

Джонатан был явно недоволен:

– Куда ты ее ведешь? – спросил он, явно затевая ссору. Походка у Квена стала напряженной.

– К Трентону.

Но он не повернул головы и с шага не сбился.

– Квен… – начал Джонатан тоном предостережения.

Я насмешливо обернулась – мне было приятно увидеть на этой длинной морщинистой физиономии тревогу вместо привычного высокомерного презрения. Наморщив лоб, Джонатан прибавил шагу и догнал нас возле арочной деревянной двери в конце коридора. Переросток наш пробился вперед и положил руку на тяжелый металлический засов, когда Квен к нему потянулся.

– Нечего ей там делать, – предупредил он.

С нейлоновым шорохом я перевесила сумку на другое плечо, переводя взгляд с одного моего спутника на другого вслед за какими-то подводными течениями. Что б там ни было за дверью, мне уже стало интересно. Меньший и более опасный из эльфов прищурился, на внезапно покрасневшем лице выступили белые оспины.

– Ей сегодня предстоит охранять ему жизнь, – сказал он. – Я не брошу ее переодеваться и ждать в кабинете, как оплаченную шлюху.

Синие глаза Джонатана стали еще более решительными. У меня зачастил пульс, и я на всякий случай отступила в сторону, чтобы не стоять между ними.

– Отойди, – произнес Квен неожиданно глубоким голосом, зарезонировавшим у меня в костях.

Джонатан суетливо шагнул назад. Квен взялся за дверь – видно было, как напряглись мышцы его спины.

– Спасибо, – сказал он неискренне, когда дверь медленно, с большой инерцией открылась.

У меня челюсть отвисла – дверь была добрых шести дюймов толщины! Где-то журчала вода, доносился запах мокрого снега. Но холодно не было, и я, всмотревшись из-за узких плеч Квена, увидела пестрый мохнатый ковер и стену в панелях темного дерева, отполированного до золотой глубины. Ага, похоже наличные покои Трента, подумала я, идя за Квеном.

Короткий коридор тут же перешел в открытую лестницу на первый этаж. Я застыла на месте, когда оглядела раскинувшееся под нами помещение. Это был внушительный зал, футов сто тридцать в длину и в ширину не меньше шестидесяти, высотой футов двадцать. Второй этаж галереей шел под потолком. Под нами, среди богатых ковров и дерева, небрежно расположилась мебель – диваны, кресла, кофейные столики. Все это было в мягких естественных тонах, с акцентами из красно-коричневого и черного. Одну стену занимал камин размером с пожарную машину, но внимание мое привлекло окно от пола до потолка, которое занимало всю стену напротив, впуская в зал сумеречный свет раннего вечера.

Квен тронул меня за локоть, и я пошла вниз по широкой устланной ковром лестнице. Одной рукой я держалась за перила, потому что не могла оторвать зачарованного взгляда от окна – именно окна, а не окон, потому что это была одна стеклянная пластина. Я не думала, что стекло такого размера может быть структурно устойчиво, но вот оно – с виду несколько миллиметров толщины без искривлений. Казалось, что его вообще нет.

– Это не пластик, – тихо сказал Квен, не отводя зеленых глаз от пейзажа. – Это энергия лей-линий.

Я повернулась к нему резко – посмотреть по его глазам, правду ли он говорит. При виде моего изумления его обезображенные Поворотом черты осветились улыбкой.

– Это все первым делом спрашивают, – сказал он, догадавшись, о чем я думаю. – Через него проходят только звук и воздух.

– Это ж должно стоить целое состояние, – отозвалась я, гадая, как они смогли убрать из экрана обычную красную дымку безвременья.

За окном открывался ошеломительный вид на сады Трента, припорошенные снегом. Утес поднимался почти до крыши, стекающий по нему водопад оставлял толстые ледяные ленты потеков, блестевших в последних лучах дня. Вода стекала в бассейн, с виду естественный, хотя я готова была ручаться, что это не так, и вытекала потоком, исчезающим в извивах среди ухоженных вечнозеленых деревьев и кустов.

Между окном и пейзажем тянулась посеревшая от времени, расчищенная от снега веранда. Медленно спускаясь по лестнице, я решила, что круглая кедровая штука, вмурованная в веранду, откуда шел пар, – это горячая ванна. За верандой, несколько ниже, располагалась площадка для пикников. Я всегда думала, что сверкающий хромом гриль Айви с его огромными горелками – это высший класс, но то, что было у Трента – это вообще безнравственная роскошь.

Я шагнула на первый этаж и рефлекторно глянула под ноги мне вдруг показалось, что я иду не по ковру, а по плотному песку.

– Как хорошо! – выдохнула я, а Квен показал жестом, что мне следует подождать возле ближайшей группы кресел.

– Я доложу, – сказал он.

Глянув на Джонатана предупреждающим, как мне показалось, взглядом, он направился на второй этаж и исчез где-то в доме.

Я положила пальто и сумку на кожаный диван и огляделась, медленно повернувшись на каблуках. Отсюда, снизу, камин казался еще больше. Он не горел, и я подумала, что могла бы войти в него, не нагибаясь. На другом конце комнаты находился низкий помост со встроенными усилителями и световым дисплеем. Перед ним располагался отличных размеров танцпол, окруженный столиками для коктейлей.

Уютно спрятавшись под навесом второго этажа, у стены стоял длинный бар – полированное дерево и сверкающий хром. Около него находились столы пониже и побольше. Их отделяли от танцпола большие комнатные растения в кадках, создавая атмосферу замкнутого уюта, которой не хватало открытому пространству зала.

Шум водопада быстро превратился в незамечаемое фоновое бормотание, и меня обняла тишина зала. Здесь не было слуг, никто не перемещался по залу за каким-нибудь делом, не было даже праздничных свеч, закусок или сластей. Будто заколдованный зал в книге сказок, ожидающий пробуждения. Не думаю, что зал использовался так, как был задуман, хоть раз после смерти отца Трента. Одиннадцать лет – долгий срок для тишины.

Ощущая мир и покой этого помещения, я медленно вдохнула, обернулась и увидела Джонатана, глядевшего на меня с нескрываемым отвращением. Едва заметное напряжение в желваках у него на скулах заставило меня посмотреть в ту сторону, куда скрылся Квен. У меня на губах мелькнула быстрая улыбка.

– А Трент ведь не знает, что вы это состряпали. Он думает, что его Квен сегодня будет сопровождать.

Джонатан ничего не сказал, но у него дернулось веко и я поняла, что угадала. Довольно ухмыльнувшись, я сбросила сумку на пол рядом с диваном.

– Ручаюсь, что Трент может вам устроить за это веселую жизнь, – сказала я, надеясь на реакцию.

Джонатан промолчал, и я между кофейными столами подошла к «окну» и выглянула, поставив руки на бедра.

От моего дыхания слой безвременья пошел рябью. Нб в силах удержаться, я до него дотронулась – и тут же отдернула руку, ахнув. Меня охватило странное ощущение затягивания, я схватилась за руку другой рукой, как от ожога. Но слой был холодным – этот пласт энергии был холодным, но он обжигал. Я оглянулась на Джонатана, ожидаясь увидеть злорадную ухмылку, но он смотрел в окно и его лицо, и без того длинное, вытянулось удивленно. Я проследила за его взглядом и у меня судорогой свело живот, когда я увидела, что окно уже не прозрачное, а клубится янтарными оттенками золота. Черт побери, оно приняло цвет моей ауры, и Джонатан явно этого не ожидал. Я провела рукой по коротким волосам.