Екатерина Каримуллина - Позывной «Химера»

Я вспомнила все те счастливые времена, когда мы жили все вместе: отец, мать, я и Анна. Стало так светло на душе, что появилась надежда вернуть те времена.

Но если бы мы знали, что за участь уготовил нам отец, то упрашивали бы Анну не приезжать, а забрать нас к себе. Ибо теперь здесь был уготован ад.

Сентябрь. Стояла солнечная ясная погода. Только- только стала золотиться листва на деревьях. Все мы были в предвкушении воссоединения семьи.

Степан и Иван готовились не меньше нашего, ведь предстояло подготовить конюшни для новых лошадей, а также помочь с обстановкой гостевых комнат, где будут жить Анна и отец. Все мы были заняты.

Агафья Степановна впервые за долгое время наняла прачку и повариху. Людей будет больше и одной ей не справится, но не забывали мы и о риске того, что они разболтают о болезни маменьки.

Наступил день приезда отца. Приехал он угрюмый и уставший. Когда-то упругое румяное лицо его осунулось и побледнело. Весь он исхудал и больше напоминал скелет.

– Пётр, батюшки мои! Где же тебя так потрепало? – взволнованно всплеснула руками Агафья Степановна.

– Агафья Степановна, оставьте. Я не молод и года берут своё, да и дорога оказалась не из простых. Где жена моя, Софья? Почему не встречает она своего мужа? – нам показалось, что отец осерчал за это на матушку. Бабушка Агафья явно что- то почувствовала, но не подала виду. Я и Глаша это заметили.

– Пётр, мы думали, что ты приехал по поводу недуга твоей жены. Ты что, не читал те письма, что мы тебе посылали. Ты бы знал, сколько чернил я тратила на них, за всю свою жизнь я потратила вдвое меньше. – С улыбкой произнесла бабушка. – Ты бы дочь свою обнял, смотри, какой букет она собрала для тебя. – Тут бабушка Агафья подвела меня к отцу. В руках я держала разноцветные листья клёна, которые собирала весь предыдущий день. Большинство были золотые и на солнце они, казалось, сияли солнечным огнём. Отец провеет взглядом по мне и по моему букету, повисло напряжённое молчание. За этот миг только тень отвращения появилась на его лице, и он обратился к бабушке.

– Тётушка, мне бы отобедать, а потом повидаться с женой. Позже у меня здесь будут дела. – Отец просто прошёл мимо меня, будто я не стояла рядом с ним, не смотрела на него и не держала в руках солнечный букет. Я убежала, Глаша со мной. Мы не пришли к обедне и к ужину. Сидели весь день у того клёна, что подарил нам свои золотые листья.

За это время пролила я немало слёз. Меня не видят, а скорее всего даже ненавидят. Что же я сделала не так? Почему так холодно обошёлся со мной отец? Эти вопросы разрывали моё маленькое сердечко. А хуже всего во мне появилось зерно подозрения – меня могут даже не любить. Глаша всё время сидела рядом со мной. Её молчание до сих пор было непривычным. Всё что она могла делать, дабы поддержать меня, так это гладить по спине и укачивать в своих объятиях. Вот так прошли мои минуты горькой печали.

Потом издали мы увидели, что к нам бежит Степан.

– Девочки, вот вы где! От чего же вы так пугаете Агафью Степановну? Она место себе не находит. А ну живо к ней, а то твой отец тоже видимо не из лучших побуждений приехал к ней.

Мы с Глашей перепугались не на шутку. И бегом отправились в усадьбу. Прибежали мы, когда отец только выезжал за ворота.

– Бабушка, что случилось? – на бегу прокричала я,– Куда отец уезжает?

На лице бабушки отразились страх и волнение.

– Видимо бесы в отце твоём, не понимаю, что такое с ним. Почему убежали и не предупредили? Я бы и так вас отпустила.

– Что случилось? – не останавливаясь, спрашивала я. Бабушка вздохнула и, видимо, с печалью произнесла:

– Батюшка твой, не к матери твоей приехал и не к тебе. А храм хочет строить, но не православный, а языческий. Ох, малышка, видимо твориться, что- то не ладное. С матушкой твоей он говорил. До припадка её довёл. Молвит, видите ли, что лечится ей снова надо, и он знает как…

Я вздрогнула, вспомнив тех людей, что приходили к ней.

– Алёнушка, что не так? Что напугало тебя? – обняв моё лицо своими ладонями, спросила бабушка.

– Знаю, как он лечить маменьку будет. Это люди навещать будут её не хорошие. Читать молитвы или не молитвы будут, а потом маменька рыдать и биться о стены станет. Запрети ему это делать, только хуже будет.

Бабушка переглянулась со Степаном и он, кивнув, сказал:

– Понял, будет сделано.

Здесь я не поняла, что они будут предпринимать, и вопросительно посмотрела на них.

– Деточка, крепись, молим тебя. Видимо, ты и Анна у пропасти находитесь. Да видимо не только вы, но и мы тоже. – здесь Агафья Степановна обвела взглядом Глашу, Степана да всю усадьбу.

На следующий вечер снарядили мы Степана в долгую дорогу по степи. Суждено было ему найти кочующее племя цыган, а в нём цыганку, которая балдахин мой заговорила. Правда, не было надежды у Агафьи Степановны, что снова согласиться цыганка помочь нам, так как тяжко пришлось ей в прошлый раз.

Степан давал наказы Ивану по конюшне, саду, что в усадьбе до его возвращения сделать.

Агафья Степановна распорядилась, чтоб дали Степану лучшего коня и рано утром следующего дня он уехал. Бабушка ушла молиться за Степана, а я, Глаша и Иван долго у ворот стояли и взглядом провожали его неумолимо уменьшающийся силуэт.

– Ну, девчата, не рыдайте! Вернётся Стёпка, никуда не денется. Французов пережил, а это дельце и подавно выполнит, – ушли мы тогда Ивану помогать в саду. Как- никак работа помогла нам отвлечься от дурных дум. Но мысли мои никак успокоиться не хотели. Зачем снова звать цыганку? И у какой пропасти стоим мы с Анной?

Решилась я после работы в саду поговорить с бабушкой Агафьей. Может, не обратит она своё внимание на то, что я мала совсем, ведь о моей семье речь идёт.

Застала я бабушку Агафью за разбором сундука. Она рылась в нём и доставала маленькие мешочки, перевязанные красной нитью:

– Этого совсем мало будет, на весь дом не хватит. Но как? Были же у меня ещё этак штук восемь? И куда я их спрятала? – иногда, бабушка имела привычку разговаривать сама с собой и к этому быстро привыкаешь, но, бывало, она отвечала будто не себе, а кому- то другому. В следующий миг она застыла и говорит:

– Как это здесь? – Агафья Степановна обернулась ко мне. – Алёна, что ты здесь делаешь?

– Я с вами поговорить хотела? А с кем вы разговариваете? – Я провела взглядом весь чердак, но никого не заметила.

– Ой, да что ты, я всегда сама с собой разговариваю, так легче с мыслями собраться! А о чём ты, милая, хотела поговорить?

– Зачем опять цыганку звать? Она же говорила, что в следующий раз может заговор и не подействовать?

– Знаешь, милая, выяснилось то, что ни я, ни твоя бабушка покойная не могли предвидеть. Батюшка и матушка твои… – на этих словах бабушки раздался оглушительный скрежет конного экипажа и крик конюха Ивана, который раздавался в унисон с ударами плети.