Екатерина Каримуллина - Позывной «Химера»

Тут мама швырнула меня к дальней стене, от боли я перестала видеть на долю секунды. Пытаюсь вздохнуть, но не могу. Потом вздохнула благодаря удару коленом в грудь. Это мама просто вдавила своё колено в меня. Я дышу, но боль неимоверная.

– Пора тебе понять, доченька, что не убежишь ты от меня. Нас ждут… Мы должны сделать это… Помоги нам… Всего четверо, это так мало, но потом нас ждёт вечность. Всего потерпеть немного боли и мы будем все вместе, как ты и я того хотели…Хи-хи-хи! – мама убрала колено, просто села рядом и хихикает. Качается взад и вперёд и шепчет, что всего немного боли, совсем чуть- чуть.

Топот и грохот, кто-то бежит, вижу большой силуэт. Бабушка Агафья, миленькая, мне так плохо и больно! Помоги, я дышать не могу. Это всё в голове, я даже не шепчу, просто молчу.

Отрывками рыдание, положили на что- то мягкое, но всё равно больно. Замечаю, как маменьку отводят в её дальнюю комнату конюхи. Она вырывается и рыдает, царапает и бьёт их, потом кричит:

– Алёнушка, прости… Что же я… Что же я сделала..? Ааа..

Последнее, что я увидела – это глаза чёрные…Цыганка.

Как темно? Может открыть глаза? Нет, не хочу! Мне страшно! Пусть всё закончится: боль, обида, страх. Всё! Почему так плохо мне? Всё тело горит при малейшем движении, а спина и грудь разрываются. Может я уже умерла и это ад? Ведь я горю.

Значит ад.

Маменька обещала затащить меня в ад и затащила.

Может всё же открыть глаза? Совсем чуть-чуть, ведь к облику чертей нужно привыкать. Я с ними надолго…

Приоткрыв глаза, вокруг себя я не увидела ни кого, кроме цыганки, стоящей у окна. Она обняла себя за плечи и следила за чем-то или за кем-то в окно. В её взгляде читалась тревога, лицо было хмурым и задумчивым.

На улице стояла спокойная солнечная погода. Была всё та же тишина без птиц, ветра, без всего.

Я всё так же смотрела на цыганку и следила за её тревожным взглядом:

– Ты можешь говорить. Не молчи. Спрашивай, что нужно. Уже нет смысла умалчивать, – спокойно сказала цыганка, так и не отведя взгляда от окна.

– Как она попала сюда и где она сейчас? Она убить меня хотела? – по- моему, сказала я это очень спокойно. Будто умирать у меня это в порядке вещей.

– Не знаю, как она сюда попала. Двери закрыты были, окна тоже. Но убить она тебя не хотела, она за другим пришла.

– Зачем пришла? И почему Глаша так странно себя повела, ведь я ей кричала?

– Вот за этим твоя мать и пришла. Защиты она тебя лишила, ведь Глаша одна из Непокорных.

– Это как? – для меня это звучало неправдоподобно и слишком сложно.

– Каждому человеку приставлен его ангел – хранитель. Твоим была Глаша.

– Нет, что за Непокорные?

– Во все времена были народы, которые не признавали никакую власть. Жили так, как было принято у них. Были среди этих народов такие люди, которые могли повести за собой, направляли их жизнь, защищали их культуру, их истоки. Эти герои были отражением уклада жизни этих народов, при этом многие из них имели и божественную сущность или были полубогами. Негласно они носили знамя Непокорных…

– А откуда вы это знаете, вы одна из них? – моё предположение вызвало у цыганки улыбку.

– Нет, дитя, я лишь из народа Хранителей. Нам было дано сохранять и оберегать всю историю не только Непокорных, но тех с кем они боролись. Однажды, наш народ был в гонениях, от нас отреклись, но от этого мы не забыли свою историю и историю тех, кто нас прогнал. Мы всё помним… – на этих печальных словах, цыганка снова повернулась к окну и, видимо, долго обдумывала, что же мне ещё сказать, – так вот, теперь Глаши с нами нет. До неё не достучаться. Она не видит, не слышит и не чувствует, что вокруг неё происходит. Твоя мать в этом случае сыграла как воронка, она засосала душу Глаши в свою бездну и теперь только Дьявол знает, где её душа. В каких просторах тьмы она теперь обитает. Мы думали, она и тебя забрала…

– Что же теперь делать? Как спасти Глашу?..

– Молись за неё, молись… – это всё, что сказала цыганка о Глаше. Почему именно молитва должна спасти её? Как же страшно и неуютно мне в своём теле теперь. Или может это просто боль, так влияет на меня?

– С кем боролись эти Непокорные? – что-то внутри меня так и рвалось узнать о них больше и больше. Будто давало о себе знать, но при этом, делая больно при каждой попытке дать указание или подсказку.

– Со многими. От алчных на власть и деньги людей до тварей из Преисподней. С последними теперь столкнулись и мы. Но разобрать я не могу, кто они. Здесь я вижу человека, но потом передо мной стоит демон. Они двулики и неуловимы. В одном облике трудно их застать. Агафья Степановна видит в них лишь чёрный туман, я же боюсь заглянуть за их чёрные мысли. Ты должна понимать, что в чужих мыслях легко запутаться, но выбраться из их сетей почти невозможно, – цыганку трясёт, она снова спрятала свой взгляд, устремив его в окно.

Честно, меня пугают её слова. Я начинаю ощущать, как её страх передаётся мне. Она не знает, что делать, как бороться. Безысходность. Мы обречены на ужас и страдания. Снова во мне борьба и я не могу терпеть боль, которую она приносит. Слёзы сами наворачиваются на глаза, и я уже не вижу перед собой ничего. Попытка снова сделать усилие и притупить эту боль оборачиваются для меня новой волной удушающей боли: Вылась, вылась из меня!!! Не могу, не некуда деться! Что же это, я начинаю сама с собой разговаривать? Нет, это я! Да, это я – Алёна. Откуда эти мысли? Нет, не ты, а я – Глаша! Что же это? Я теперь душой заболела? Нет, зови бабушку Агафью. Зови, ну зови же. Я соскочила с кровати как ошпаренная и рванула вперёд. Здесь я успела лишь немного взглянуть на цыганку. Она явно была в недоумении, от чего я бегу. Хотя я сама этого не понимала.

Я пронеслась мимо гостиной и столовой, при этом чувствовала, что моё тело уже не принадлежи мне. За мной бежала цыганка и кричала мне, чтобы я остановилась. Я её слушаю, а тело нет.

Что- то слева притянуло мой взгляд, и я остановилась, это был кабинет, который мы готовили для отца.

Одно большое окно хорошо освещало этот кабинет. Помню, как мы долго придумывали с Глашей как поставить этот большой стол и на какую его сторону лучше составить всю пишущую канцелярию. Справа от стола мы поставили большую полку. Слева стоит софа, на которую мы случайно пролили чернила. Но сейчас меня заинтересовала ни софа, ни стол, ни полка, ни окно, а интересовал тот, кто сидел на той самой софе и стоял у того самого окна.

Бабушка Агафья стояла у окна и чем-то посыпала стыки между оконной рамой и подоконником. Это был порошок красного цвета. Она старательно запихивала его в каждую щель.

– Ты правда думаешь, что это поможет? Ведь тебе это не слишком помогло, как ты рассказываешь…