Альбина Нури - Морок

– Как? – опешил он. – Прости, ради бога, он что болел или…

– Сердце.

– Мне, правда, жаль. Почему не позвонила? Мы не чужие люди…

Вроде бы огорчился. Хотя отношения у них с папой были отвратительные.

– Давно уже чужие.

– Зря ты так. Может, помощь нужна?

То, с какой проникновенной задушевностью он умел иногда говорить, раньше производило на меня сильнейшее впечатление. Я считала, что Жан просто носит на людях маску – это у него профессиональное. А на самом деле он тонкий, глубокий и ранимый человек с большим сердцем и широкой душой. Только мне, верила я, он открывается по-настоящему.

Лишь спустя долгое время до меня стало доходить, что это всего-навсего часть роли, чётко продуманная тактика для извлечения выгоды. И опробует её Жан абсолютно на всех, кто ему нужен и может быть полезен.

Я ничего не ответила, и он продолжил:

– Послушай, может, мы могли бы…

– Нет, не могли бы. И вообще, зачем ты звонишь? Неужели не с кем провести вечер? Все твои девки заняты?

Черт, ну вот зачем я это ляпнула?! Кто меня за язык тянул?

– Просто хотел поздравить… Не думал, что…

– Спасибо. Извини, не могу больше говорить.

Я бросила трубку, злясь на себя за свою несдержанность. Теперь Жан решит, что по-прежнему небезразличен мне!..

На самом деле моего бывшего зовут Иваном. Но об этом мало кто знает: он давно взял себе сценический псевдоним «Жан Пожидаев», и теперь даже родная тётка, которая заменила ему рано погибших родителей, именует племянника исключительно на французский манер.

Познакомились мы в институте: Жан учился на театральном факультете, был на два года старше; я оканчивала третий курс и пришла на дипломный спектакль выпускников. Ставили слабенькую современную пьесу: теперь уж не вспомнить ни автора, ни названия. На сцене было людно, шумно и красочно, актёры играли задорно, с огоньком. Но я замечала только главного героя, просто прилипла к нему взглядом. Он появлялся в каждом действии и вытягивал постановку, умудряясь сделать значимыми откровенно провальные сцены. Даже непрофессионалам было ясно, что это чрезвычайно одарённый актер.

В тот день, после окончания спектакля, я сделала то, чего никогда не делала раньше: отправилась с несколькими сокурсницами за кулисы, на вечеринку. А ушли мы с Жаном оттуда вместе, в самый разгар попойки.

Никогда раньше в моей жизни не случалось ничего даже отдалённо похожего на это озарение. Я ни в кого не влюблялась, подростковые увлечения и школьные романы обошли меня стороной. В старших классах за мной бегал один мальчик, Серёжка Гусев, но его чувства вызывали только раздражение. Будучи студенткой, я дважды ввязывалась в ненужные, глупые отношения, но оба романа закончились, не успев толком начаться. Тем оглушительнее было внезапно обрушившееся на меня осознание того, что раньше я жила половинчатой, ущербной жизнью. Наши отношения продолжались около двух лет, а когда закончились, я сказала себе: такое со мной было в первый и последний раз! Второго мне просто не пережить.

Теперь между нами все кончено, но этот звонок… Я решительно подавила воспоминания, которые грозили нахлынуть и захлестнуть меня с головой, и сосредоточилась на дороге. Там наметился просвет: снегопад немного поутих, и машины ехали быстрее. Через пятнадцать минут я уже входила в просторный институтский вестибюль. Здесь меня догнала Ира. Оживлённо щебеча, помогла дотащить пакеты до третьего этажа.

Она всё говорила и говорила, но я слушала вполуха, кивая и что-то одобрительно мыча в нужных местах. Выбросить из головы Жана пока не получалось.

Посиделки на кафедре прошли как и ожидалось. Мне традиционно наговорили массу добрых слов, вручили букет роз в хрустящей упаковке и подарок – сертификат магазина парфюмерии и косметики.

Потом все пили вино и чай, ели умело приготовленные Ирой бутербродики на шпажках, угощались всевозможными сладостями и разошлись, довольные друг другом.

Мне нравилось работать здесь: народ подобрался душевный, не склонный интриговать и подсиживать друг друга. Какой начальник, такие и подчинённые. Были, конечно, исключения, но они погоды не делали.

Мы с Семёном Сергеевичем уходили последними. Ира помогла убрать со стола и унеслась на свидание: у неё разгорался роман с Ильёй, высоким тощим очкариком. Они познакомились на какой-то очередной конференции: он был аспирантом, учился в университете. Ира говорила, он гениальный учёный. Филолог от бога. Пишет диссертацию по творчеству Лермонтова.

У «божественного филолога» были вечно потные ладони, ранняя лысина, очертаниями напоминающая южноамериканский материк, к тому же попахивало изо рта. Но Иру это не пугало: она очень хотела замуж. А Илья был «с серьёзными намерениями», так что вцепилась она в него мёртвой хваткой.

Сегодня парочка собиралась идти слушать оперу. Косогорова оперу терпеть не могла, равно как и балет, но собрала волю в кулак и приготовилась выказывать бурный восторг. Ничего не поделаешь, вздыхала Ира, в жизни часто приходится чем-то жертвовать и приспосабливаться.

Я вполне могла бы уйти одновременно с нею, но домой не хотелось. Однако и торчать здесь одной тоже не вариант, да и у Семёна Сергеевича могли возникнуть лишние вопросы.

Так что я вышла вместе с профессором из кабинета и направилась к лестнице. Тут меня и застал телефонный звонок.

– Детка, это дядя Алик.

– Ой, как здорово, что вы позвонили! – обрадовалась я.

– И я рад тебя слышать. Поздравляю с днём рождения, Динуша. Успехов, здоровья тебе.

– Спасибо вам, что вспомнили.

– У моей всё в блокноте записано, захочешь, не забудешь, – тихо засмеялся папин друг, – но уж про твой день рождения я и сам помню.

– Дядя Альберт, вы не болеете? – обеспокоенно спросила я.

Голос его звучал необычно, как-то натянуто, словно каждое слово давалось ему с трудом. Я вспомнила, как плохо дядя Алик выглядел в день папиных похорон, и тревога моя усилилась. Стало стыдно: не могла сама пораньше позвонить ему, поинтересоваться!..

– Уже лучше, детка. В больнице полежал немножко, но сейчас дома.

– Как так – в больнице?! Что у вас было? Сердце, да? Что же вы мне не сказали? Я бы пришла…

– Поэтому и не сказал, – перебил дядя Алик. – Тебе своих забот хватает. У меня Зоинька безвылазно сидела, так что не волнуйся. Динуша… я тебе вот ещё что звоню. Нам нужно поговорить. Может, навестишь меня? Если не занята, конечно.

Я с радостью согласилась и пообещала приехать минут через сорок. Мне хотелось повидаться с дядей Аликом: мы всегда были очень близки, к тому же я чувствовала себя виноватой за свою невнимательность.

Асадовы жили не слишком далеко от нас, в том же районе: перебрались сюда лет восемь назад. По дороге я купила фруктов и, конечно, халвы: дядя Алик её обожал, мог с лёгкостью в один присест уговорить полкило. Я ехала и вспоминала, как в детстве именно он водил меня в театр кукол. Папа почему-то не любил кукольные представления, и, наверное, если бы не дядя Алик, я бы на них никогда и не побывала. Раньше театр кукол находился в старинном здании бывшего монастыря, зал был маленький и тесный, но мне все равно там нравилось. Особенно интересным казалось фотографироваться в фойе с куклами из разных спектаклей – Мальвиной, Котом в сапогах, Красной Шапочкой, Шурале…