Константин Малахов - Последний сон

Это была самая прекрасная улица на свете. Она вела куда-то в бесконечность. Жёлтое вечернее солнце заливало деревья, которые в свою очередь играли с его лучами в калейдоскоп, раскидывая по асфальту солнечные зайчики. Жена Максима шла немного впереди, подставляя лицо теплу. Вокруг царила тишина, изредка нарушаемая пением птиц или легким дуновением ветра. Не было ни машин, ни людей и всё это совершенно не озадачивало Максима. «Дьявол кроется в деталях» – была одной из его любимых поговорок. Он справедливо считал, что не всегда нужно этого самого дьявола высматривать. Пускай себе прячется. Вот так и сейчас: идиллический пейзаж, словно кадр из американского фильма 50-х годов, Юля – его жена – счастливая, никто не мешает, некого стесняться. Юля остановилась и, повернувшись к Максу, с игривой улыбкой посмотрела ему в глаза. Он непроизвольно улыбнулся в ответ.

– А не хочешь ли сходить прогуляться в парк? – неожиданно предложила супруга и снова хитро растянула губы, как будто «сходить в парк» было шифром к пропозиции уединится.

– В какой парк? – искренне удивился Максим. У них не было какого-то обычая вышагивать в рекреационных зонах, и они оказывались там разве что проходом.

– Ну вот в этот, с аттракционами, – Юля жестом фокусника вытащила из–за спины билет и вручила Максиму.

Мужчина удивленно повертел бумажный прямоугольник в руках. Он никогда не видел подобного билета, а в указанной зоне отдыха и развлечений, если он верно помнил, вообще ни разу не бывали.

– Погоди, это тот, который в Камброде?

Ответить его жена не успела.

Откуда-то издалека, из–за самого горизонта возник свет фар. Макс не мог разглядеть, что это за машина, но даже при солнечном освещении её направленные фонари горели очень ярко. Нестерпимо ярко. Макс сощурился от бившего в глаза луча. Он поискал взглядом супругу и не найдя крикнул:

– Юля!

Она плавно выплыла из этого ослепляющего потока и, улыбнувшись, начала растворяться в воздухе. Макс обратил внимание, что мир вокруг стремительно темнеет, оставляя его освещенным невидимой машиной. Он попытался уйти из этого света в окруживший мрак, поискать там Юлю, но не мог сдвинуться с места, словно незримый кукловод дергал веревку и говорил – смотри только на свет.

Внезапно тишину стал резко вытеснять громкий гул, заполняя собой все пространство. Максу очень хотелось зажать уши, чтобы ничего не слышать. Гул сменился резким скрипящим звуком тормозов, пронзительно–высоким, причинявшим физическую боль Максиму. Он хотел бежать, отпрыгнуть, сделать хоть что-то, но вот из сплошной стены света показался его источник. Две фары, как глаза хищника, пронзили Макса своим лучом и страхом, загипнотизировав не хуже, чем удав кролика. Они всё приближались и всё ускорялись, летя в него двумя горящими кометами. Макс хотел кричать, но воздух из лёгких пропал. Он старался, но горло выдавливало лишь какие-то мычания, и то с трудом. Фары влетели в него, ослепив, но свет движется быстрее всех остальных физических явлений, и, несколько мгновений спустя, раздался самый ужасный звук, который Максим когда-либо слышал. Это была смесь скрежета металла, страшно громкого хлопка, крика, треска рвущейся ткани. Из всего этого кто-то создал жуткую симфонию, от которой у него начало сдавливать голову. Он чувствовал, что через секунду просто умрёт, раздавленный звуковой волной.

И тут он проснулся. Снова.

Этот сон приходил к Максиму Денисенко почти каждую ночь. Он уже и не помнил (или не хотел помнить) сколько времени прошло с той самой аварии. Он не помнил её детали и не желал восстанавливать их в памяти, но услужливый разум делал это сам. Во время сна, когда был свободен.

Макс сел на кровати и потёр глаза. Они болели. Как будто ещё помнили тот самый свет. Он огляделся. Все обычно для последних месяцев: размётанная постель, сам почему-то в верхней одежде. И что странно – когда Макс пытался вспомнить, что помешало ему раздеться перед сном, то у него это не выходило. Алкоголь он не употреблял. Рядом с кроватью валялась газета. Тоже непонятно каким образом сюда попавшая. В общем, провалы в памяти беспокоили Макса все сильнее.

«Схожу с ума» – буднично подумал он, споласкивая лицо над умывальником.

Привычными действиями Макс готовил себе кофе, если можно назвать готовкой добавление кипятка к порошку. Такой её рисовали для людей будущего фантасты: быстро, питательно, без усилий. Ну и не ошиблись как минимум в двух пунктах. Кухню Максим не трогал, хотя ему уже нужно было процентов двадцать от её функциональности. Вскипятить воду в чайнике, выставить время и режим в микроволновке, в зависимости того, будут ли там сейчас готовиться полуфабрикаты, или разогреваться приготовленные вчера. Но все сеточки, сотейники, контейнеры, коробочки и прочие мелочи, которые, как считается, оживляют интерьер, были на месте. Обманчивые декорации, словно тут все также суетилась хозяйка. Максим, уставившись в поверхность кофе, вспоминал ночь и это тянуло за собой кадры той аварии. Он на самом деле мало что помнил.

Был поздний вечер, темнота. Ах, да – шёл дождь. Они ехали по окраинам города, кажется возвращались из расположенного там строительного супермаркета. Дорога пролегала сквозь небольшую посадку и делала плавный загиб вправо. Макс болтал о чём-то с женой. Разве кто-то запоминает такие разговоры? Откуда взялась встречная машина данных в памяти тоже не сохранилось. Макс думал: раз было темно, то он должен был раньше увидеть её фары, даже сквозь деревья. Однако возникли они в последний момент, когда вылетевшее из-за поворота авто, словно зверь с горящими глазами, кинулось на его машину. Затем удар, срежет. Темнота. Мокрый асфальт, кажущийся вблизи таким неровным и шершавым. Даже удивительно как шины не стирались за пару часов. Что-то лежит неподалеку от него. Рука жены. Темнота. Вот он уже возле Юли, её недвижимого тела. Небо извергает на них воду и кажется, будто Юля лежит на куске зеркала, который всё увеличивается и увеличивается. Гремит гром. Вспыхивает молния, подсвечивая Максу его погибшую жену. И снова темнота.

Макс вынырнул из воспоминаний, вновь вернувшись к чашке. Всё, что было после самой аварии, пряталось в тумане. Люди, машины, яркий свет, скорее всего от прибывшей полиции, разговоры. И все это расплывалось. Он помнил мертвую Юлю, но почти не помнил похорон, лишь неясные обрывки. Как универсальная «нарезка» кадров, которые используют в производстве клипов. Не помнил суда над виновником трагедии, как закончилась его роль в этой истории. Он боялся признаться самому себе, что в ту ночь он вернулся домой не таким как прежде. Теперь его разум перешел на автономное управление, без участия Макса, позволяя тому лишь необходимые для жизни процедуры, вроде принятия пищи и сна. В этом разуме неведомые ранее отрывки норовили прорваться в Максимову реальность.