Дмитрий Вагнер - СкаZка о волшебном слове. Сборник рассказов – метафорические нарративы для взрослых о любви, преодолении и перерождении

«В самом деле, что это было?»

Марио в очередной раз затянулся, стряхнул пепел в траву и ухмыльнулся сам себе: «Да, всякое бывает».

И он знал это, как никто другой.

Помнится в школьные годы, когда ему было двенадцать, они собирались компанией в подвале их многоквартирного дома. В переплетении сотен труб, словно множества застывших змей, в полумраке, они сидели на скамейках, сколоченных из старых досок, и рассказывали друг другу всякие истории. Отец презрительно называл их – байки, и при том с таким выражением на лице, будто речь шла каких-нибудь порнографических картинках. Но, разумеется, ничего такого не было. А были рассказы, в основном, конечно же, вычитанные из бульварных газет, про всякие там паранормальные явления.

Кто-то слышал топот посреди ночи, как будто рядом с ним, лежащим на кровати, ходил по комнате невидимка, а потом на утро на стенах квартиры оставались надписи, и те якобы были ответом на какой-то трудный вопрос.

Тем летом у одной девчонки из соседнего двора из окна восемнадцатого этажа вывалился старший брат. Про их семью еще написали в районной газете. Случай этот врезался в память очень прочно. В воспоминаниях девочка всегда представала сидящей на инвалидной коляске; в любую погоду в просторной осенней куртке с капюшоном, от пояса и ниже худосочные ножки закрывал плед, из под которого в самом низу торчали носки домашних тапок. Плед был красным, в клеточку, а тапки – зеленые и усеянные катышками.

С большим интересом Марио заглядывал в темные недра капюшона, наброшенного на голову девочки, но… любопытства хватало ему на очень короткое время. Даже сейчас, спустя годы, его бросало в дрожь от ужаса, когда удавалось вспомнить то, что мелькало там, в глубине. И тогда, будучи мальчишкой, он поступал в точности так, как многие взрослые делали при виде большого количества крови – он отворачивался, что бы не упасть в обморок…

Рассказывали, что брат той девочки (она «якобы» еще была как все: по утрам ходила в начальную школу, а днем лепила в песочнице куличи) встал посреди ночи разбуженный странным стуком. Когда он распахнул ставни, оказалось, что прямо от окна в ночное небо, полное мерцающих звезд, уходила светящаяся дорога. Он указал пальцем вперед себя, оглянулся и сказал:

– Борьба окончена, сестренка. Смотри, кто там стоит.

А потом взобрался на подоконник и шагнул вперед.

Что там было правдой, а что нет, до сих пор оставалось тайной. Девочка на следующее утро не пришла в школу. Говорили, она ослепла и перестала ходить. А когда её вывозили во двор, она тыкала пальцем куда-то в воздух, косилась на дедушку, который толкал коляску, абсолютно белыми, лишёнными зрачков глазами и весело щебетала:

– Мама, смотри, кто там стоит!

Марио не замечал за собой ни сентиментальности, ни идущей с ней рука об руку бурной фантазии, и такие истории его больше смешили, но никак не пугали, хотя надо отдать должное, они были рассказаны с выражением и всякими там приемчиками для нагнетания обстановки.

Случай тот, скорее всего, был выдумкой. Ну, или… как говорила их учительница по математике, подгонкой под ответ. Да, девочка была; слабоумная от рождения, слепая и на инвалидной коляске и всю эту циничную чертовщину к ней приплели ради забавы. Такого просто не могло быть.

И Марио Оливетти верил, что это так. До сегодняшнего дня…

Он почувствовал жжение в пальцах. Он перехватил фильтр другой рукой и с удивлением обнаружил, что скурил сигарету до самого основания. К запаху табака теперь примешивалась вонь расплавленного фильтра. Он достал обертку от жвачки, завернул в нее окурок, и убрал в карман куртки. Это была последняя сигарета на сегодня, и ее, к сожалению, оказалось мало. Руки все ещё тряслись. А такого с ними не было уже очень, очень давно…

Пятнадцать минут назад, когда они с Сэмом только начали осматривать дом, Марио спустился в подвал в одиночку. Это тоже было нарушением инструкций, и они поступали так не в первые, хотя, конечно же, каждое утро на инструктаже им напоминали о необходимости соблюдения «элементарных правил безопасности».

Вниз вела деревянная лестница с перилами. Почти до середины она шла в узком коридоре между двумя стенами. Марио двигался боком, согнувшись, обеими руками держа перед собой пистолет. Под массивными ботинками ступеньки крякали, и тут же затихали. Он был во всеоружии, неколебим и уверен в себе и буквально впивался взглядом в каждый подозрительный предмет.

Подвал оказался заурядным, пропахшим сыростью и мышами, складом домашнего ненужного хлама. В воздухе кружилась пыль. Из узких зарешеченных окошек внутрь проникал дневной свет, и он падал на пол, косыми твёрдыми лучами.

В каждом тёмном углу молча таилась опасность. Очертания предметов могли оказаться частью тела или одежды преступника.

Марио сошёл с лестницы, дошёл до стены напротив и прижался к ней спиной.

Пошарив глазами по потолку, он нашёл лампочку, которой сейчас надлежало гореть. Голову посетила мысль, что цоколь вероятней всего расширился от нагрева, и она выкрутилась сама по себе. В сущности, здесь ничто не противоречило законам физики. И конечно, тут все поправимо. От той части бетонного пола, над которой она свисала на тонком двужильном проводе, Марио отделял всего один смелый, размашистый, шаг.

Он еще раз прислушался к тишине. Если здесь кто-то и был, его выдержке и терпению можно было позавидовать. Ни единого шороха. Ничего. Хотя, впрочем, надо быть полным идиотом, насмотревшимся триллеров, что бы вот так в наглую засесть в чужом доме, и при том наверняка зная о том, что за ним ведется наблюдение.

Недолго думая, Марио заткнул пистолет за пояс, сделал три маленьких и осторожных шага и, остановившись, потянулся к потолку…

«Через тридцать лет, когда он уйдет на пенсию, его внуки будут с открытыми ртами слушать одну из тех историй, которые совсем не похожи на правду. Она будет похожа на дешёвку из бульварной газеты, и в тоже время заставит нежные сердечки замереть.

Марио Оливетти будет седой и старый, с мешками под глазами, и руками, трясущимися уже не от пережитого ужаса, а от тяжести прожитых лет. В тишине уютной гостиной с камином, под восторженными взглядами слушателей, он будет потягивать трубку, время от времени выпуская изо рта облако густого белого дыма и тот, поднимаясь вверх, покажется маленьким фантазерам живой иллюстрацией к этой истории – привидением, чем-то похожим на женщину в белом плаще с капюшоном, и длинными рукавами. Они станут хихикать, толкать друг друга в бок, и показывать пальцем вверх на облако бесформенной дымки:

– Эй, Смотри, кто там летит!

Им будет весело в дедушкиной комнате, согретой камином, окутанным неторопливым и сухим, как шорох песка, гипнотическим старческим голосом. И гораздо, гораздо уютней, чем ему в те минуты, осенью две тысячи десятого года, когда стоя в темноте посреди подвала чужого дома, он вытянул руки вверх…»