Игорь Сурков - Исчезновения в Гальштате

Он отхлебнул кофе и посмотрел на меня внимательно, будто хотел убедиться, что мне интересно то, что он говорит.

– Я родился в Москве. Моя мама русская, она живет в Москве. Хотя, конечно, она уже старенькая. Ей почти семьдесят восемь. Но она еще в приличной форме и пока в состоянии обслуживать себя сама. Впрочем, она довольно часто и подолгу живет в Италии, у Анны. Внучка – это ее самая большая привязанность. Ну а мой отец был, как я уже тебе говорил, из ГДР. Они познакомились еще в шестидесятые годы прошлого века. Отец приехал в Москву на стажировку. Он был врач. Невропатолог. А мама тогда только училась в медучилище, была в больнице на практике. В общем, там они и познакомились. Потом поженились. Родился я. Они сначала жили в Москве. А когда мне уже было одиннадцать лет, папа получил назначение главным врачом в Лейпциг. И мы переехали. Я там жил до двадцати пяти лет. Но потом отец умер. Мама не хотела оставаться в Германии. Чувствовала себя там на чужбине, и мы вернулись в Москву. Я к тому времени окончил университет. Факультет нефтехимии. Начал писать диссертацию. Но тут в России началась перестройка, и я не мог найти в Москве работу. Мама осталась тут, а я вернулся в Германию. Тогда уже произошло соединение западной и восточной частей. По-немецки я говорил, писал и думал не хуже, чем по-русски, и никакой адаптации к новым условиям мне не понадобилось. Я начал работать в фирме, занимающейся поставками оборудования для горной промышленности из Германии в Россию.

Потом я написал свою первую пьесу. Ну, это отдельная история, как это вообще в моей жизни случилось. Но, к моему огромному изумлению, пьеса стала активно ставиться, причем не только в Германии, а и в Европе и в России тоже. У меня появились новые заказы, и постепенно я полностью перешел на работу по этой стезе. Еще до этого, когда я работал в горнодобывающей фирме, я познакомился с моей будущей женой. Она была немка, но из Австрии. Ее звали Магда. Очень скоро родилась наша дочь Анна. Вот в общих чертах и все про меня. Ты перекусил? Хочешь еще кофе? Ну, тогда я расплачусь…

– А почему вы стали искать… себе еще ….

Он не заметил, что я обратился к нему не как договаривались, а на «вы». Задумался на несколько секунд:

– Я на самом деле и сам до сих пор не совсем и сам понял зачем… Как-то это само собой вышло. У меня возникла идея нового сценария. И я хотел, чтобы одним из персонажей был ребенок, которого в детстве потеряли родители… ну это сейчас неважно… короче говоря, я полез в интернет, чтобы собрать материалы, фактологию, связанную с этой темой. И наткнулся на это немецкий сайт, про который уже тебе рассказывал. И там увидел тебя. Сначала меня твое лицо заинтересовало – я почитал сопровождение к анкете, а потом увидел сноску на видеоматериалы. Полез посмотреть и оказался на российском сайте, где твоя анкета как раз и была размещена первоначально. Там вообще несколько тысяч подростков твоего возраста. Я стал их просматривать. Наверное, месяц изучал. Сейчас спроси зачем – не отвечу. Просто интересно было. Вот так… а потом уже начал документы собирать и с Кемеровскими областными органами опеки связываться. Так что я про тебя намного больше знаю, чем ты про меня. Поэтому и рассказываю тебе про себя побольше. Но учти, скоро я тоже тебя вопросами закидаю. Мне очень интересно все про тебя узнать. Но сегодня (давай договоримся) твой день. И ты в приоритете меня спрашивать. Так что вот, Саша, можешь и начинать, но только давай договоримся. Сразу же. И навсегда. Не врем друг другу. Если вопрос или тема кажутся тебе или мне неважными, бестактными или несвоевременными, то так и говори мне: «Знаешь, ты меня извини, но я считаю, что нам пока рано обсуждать эту тему». Или: «Я бы не хотел говорить об этом». Я думаю, Саша, такой ответ будет вполне нормальным. И он намного лучше, чем начинать врать. Я бы хотел, чтобы мы старались быть честными между собой во всем. Ну ладно, что-то я совсем заболтался. Давай спрашивай меня о чем хочешь.

– Ну, вы… ты мне уже много рассказал, но я вот хочу спросить, если вас… если тебя это не стеснит: все-таки почему ты меня выбрал и ко мне приехал. Ты сказал, что нескольких тысяч парней анкеты просмотрел? Почему я?

– Ты знаешь… Буду откровенен. Из всех нескольких тысяч просмотренных видеоанкет я, кроме тебя, еще выбрал пятерых. Ну, девочек я вообще не смотрел. Во-первых, девочка у меня и так уже есть. Во-вторых, мне все же кажется, что для девочки в любом случае прежде всего нужна мать, а парню в пятнадцать лет, скорее, уже отец больше нужен. Впрочем, тут я, может быть, и ошибаюсь: наверное, мать любому ребенку важнее отца. Но мне ведь девочку и не дали бы под опеку. Согласись, что это смотрится как-то подозрительно, когда мужик за сорок, вдовец, удочеряет девушку-подростка! Ну а в-третьих, мне кажется, что с парнем мне будет проще обо всем договариваться. Впрочем, это не факт; мальчики тоже разные бывают. Но вернусь к моему списку. Внимательно изучив по многу раз анкеты и видео всех пятерых ребят, я понял, что зря все это время лазал по сайту. Можно было сразу остановиться на тебе и больше никого не просматривать. А может, это и хорошо, что я стольких еще с тобой сравнивал. Зато я теперь точно знаю, что ты – самый лучший. Не красней. Я имею в виду, что самый лучший для меня.

– А почему для вас… для тебя лучший – я?

– Тоже знал я, что ты это спросишь. Ну, конечно, тут много объективных факторов. Но и субъективные нельзя сбрасывать со счетов. Для меня большое значение имеет то, что ты живешь и учишься в очень приличном детском доме, куда попадают только вполне полноценные во всех отношениях дети. Ведь очень много детских домов, где почти все дети с психическими и умственными расстройствами. А в вашем заведении учатся в определенной степени сливки из сирот. Еще один фактор – это то, что ты один. Я имею в виду – без братьев и сестер. Ведь разделять их по закону нельзя. Ну а я, сам понимаешь, один, без жены, с несколькими сразу ребятами объективно не справлюсь. А ты один. В анкете также сказано, что ты физически парень крепкий. И на видео это видно, а потом и учителя твои подтвердили: мальчик уравновешенный, спокойный, физически развит хорошо. Я понимаю, что и больным детям родители нужны. Но ведь и таким, как ты, здоровым, не меньше. Еще одна штука есть; мне про нее очень неудобно тебе говорить, но раз мы договорились, что не врем друг другу… У тебя, Саша, мать умерла. Отец, по информации твоих учителей и воспитателей, тебя не посещает практически. Еще раз прости, но ты попробуй тоже на мое место встать. Дай Бог все у нас сложится, и я заберу тебя к себе. И будем жить как нормальная семья, как отец и сын, хоть это как хочешь называй. Опекун там и опекаемый. Это не важно, я ведь очень привыкаю к человеку быстро, и мне потом трудно с ним расставаться. А если потом в дверь позвонит кто-то из твоих биологических родителей и скажет: это мой сын, отдавай мне его – и что я тогда буду делать? Как я буду терять сына, которого люблю, о котором я привык заботиться?.. Прости меня, но за тобой, Саша, никто не придет; твоя мама умерла… Правда, существует твой отец…