Пиер Мартен - ВЫБОР. Невидимая Связь

© Пиер Мартен, 2021

ISBN 978-5-0055-1034-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Прошло 18 лет, с тех пор как Сэм с Натали и Тиган скрылись от своих преследователей. Тиган уже заканчивала колледж и её чувства задавали ей всё больше вопросов. Толькоо одна мысль, что она не такая, как все, не покидала её. А тут ещё подготовка к выпускному балу. Она и подумать не могла, что за этот короткий промежуток времени, жизнь её кардинально изменится. Она станет совсем взрослой, пройдя через любовь, кровь и преследования и на этот раз сделает свой выбор.

Если брать в общем, то я – человек. По крайней мере, так мне говорили. И всё же я не всегда чувствую себя нормальным, во всех смыслах, человеком. Но, опять же, кто из старшеклассников чувствует себя вообще человеком? Моя подруга Саманта говорит мне, что она тоже не чувствует себя нормальной, а ведь она пришла в этот мир как и большинство, старомодным способом. Может быть, я чувствовала бы себя более нормальной, если бы у меня была пара на выпускной.

Олдтаун, штат Мэн, – это место, где я прожила большую часть своей жизни. Я не помню своего раннего детства, которое, как мне сказали, было довольно интересным. Мама говорит, что я была счастливым ребёнком, а папа время от времени ласково называет меня Вонючкой. Не знаю, как я должна себя при этом чувствовать. Мама всегда ругает его и тут же прощает на одном дыхании.

Я родилась с даром, или так они это называют. Дядя Хэнк же называет это моей силой. Я никогда не давала ей названия и обычно считаю эту силу скорее неприятной. Она циркулирует в моём сознании, ограждённая барьерами, которые я построила, чтобы она не вытекала при самом простом прикосновении. Я научилась сознательно держать эту силу в стабильном состоянии внутри себя. Другие же находят это удивительным, хотя я пока не видела в этом никакой пользы. Думаю, наверно это как будто быть рок-звездой. Ты играешь всю эту прекрасную музыку, но сам её почти не слышишь, потому что усилители уже испортили твои уши.

Мой мир наполнен музыкой, которую слышу только я. Это не совсем звук в том смысле, в котором его воспринимают уши, это скорее бомбардировка волн, которые движутся в меня и через меня. Я знаю, что это люди и это их грохот, такой давящий и бесполезный. Я научилась отфильтровывать его из своей жизни, игнорируя то, что я не понимаю, и позволяя этому пройти мимо, не трогая и не задумываясь над этим. Некоторые ритмы я очень хорошо знаю и не игнорирую, хотя могу, если захочу.

Мой младший брат Зейн считает, что это большая сила. Конечно, он также считает, что дядя Хэнк всегда и во всём прав. Я уверена, что это как-то связано с подарками, которые дядя Хэнк приносит во время своих визитов. Я сблизилась с Зейном, когда он был ещё в утробе моей матери. Папа сказал мне, что это было самое удивительное чувство, которое он когда-либо испытывал, но, конечно, я была слишком мала, чтобы помнить всё это. Я всё думаю, не достигла ли я пика уже в годовалом возрасте, и что с тех пор всё уже пошло по наклонной.

Привязанность очень похожа на узнавание голоса. Среди какофонии я могу найти тех, кого хорошо знаю. Чем лучше я их знаю, тем легче их найти и тем труднее их блокировать. У каждого из них свой уникальный набор ритмов. Прикасаясь к кому-то новому, я могу, если захочу, синхронизировать свою музыку с его музыкой. Волны становятся более выражены, когда я прикасаюсь, что позволяет мне легко отделить их от постороннего шума. Дядя Хэнк считает, что моё прикосновение усиливает этот резонанс. А я просто знаю, что это позволяет мне выделить их из мира шума.

Я никогда не синхронизируюсь с другими. Моя семья – это голоса, которые я знаю лучше всего, и я предпочитаю, чтобы так и было. Маме иногда требуется смена стиля, но она всё же больше любит кантри. Музыка Зейна более быстрая, с лёгким стаккато. Для синхронизации же с Папой, почти не требуется усилий. Наши эманации почти одинаковы, общаться с ним так же легко, как и дышать. Он, как уютное одеяло накрывает мой разум когда мы течём вместе. Как будто я создана для него. Создана – хорошее слово для объяснения того, чем, или кем я являюсь.

«Давай, Тигс, – умолял Зейн, – мама сказала, что я могу пойти, если ты меня отвезёшь». Зейн сократил моё имя с Тиган до Тигс, когда ему было два года. Мне также не нравилось, что некоторые мои друзья тоже его сократили. У Зейна были друзья, с которыми он хотел встретиться в торговом центре в Бангоре. Конечно, это означало, что мне придется посидеть с ними, пока он не закончит. Я бы отказалась, но я чувствовала, как сильно он этого хочет. Какие бы барьеры я ни строила, моя семья всегда могла просочиться сквозь них, когда я теряла концентрацию. Это было настоящей неприятностью для меня.

«Ты будешь мне должен», – сказала я. С таким же успехом я могла бы дать ему миллион долларов, но я почувствовала, как его радость вошла в меня. Ладно, это не было уж такой неприятностью. Возможно, я могла бы выменять эту радость на, скажем чтобы он выполнял некоторые мои обязанности по дому.

Ну да ладно. Я наблюдала, как его светлые волосы подпрыгивали, когда он бежал наверх, чтобы собраться. Это была странная стрижка, коротко подстриженная вокруг ушей и шеи, но более длинная на макушке, так что её можно было разделить посередине.

«Наверное, кто-то сказал «да», – сказала мама, выходя из кухни. Она всегда работала дома, когда у нас были каникулы в школе. Не то чтобы нам нужен был кто то взрослый, просто это была привычка, которую она сохранила с тех пор, как мы были ещё маленькие.

«В этом доме нет секретов», – сказала я, позволяя ей снова стать занудой. Мама наклонилась, проходя мимо, и поцеловала меня в лоб. И в то же время я почувствовала её любовь, смешанную с гордостью. Я хотела возненавидеть это вторжение, но мне было приятно. Мне действительно нужно было закончить школу и отправиться в самостоятельное плавание. Мне нужно было быть одной, чтобы понять, кто я есть, без постоянного вторжения из вне.

«Я рада, что ты присматриваешь за ним», – сказала мама. «Он всегда сначала „делает“, а потом уже думает. Когда же ты рядом, он начинает больше думать».

«Вот так я и провожу своё время», – пожаловалась я, – «размышляя». Мама остановилась и повернулась ко мне. Она отращивала длинные волосы. Не такие длинные, как у меня, но выше плеч. Я думаю, что она красила их в тёмный цвет, пытаясь побороть седину.

«Я слышу немного жалости к себе?» спросила мама. Её улыбка обезоружила мою очередную жалобу. Она обогнула диван и села рядом со мной. Я не была готова к разговору между матерью и дочерью, но я хотела пожаловаться.