Василий Боярков - Потусторонняя одиссея

– Не «гони», начальник, пургу, – возразил бывалый преступник, – никого я не убивал и, кстати, даже не собирался. Да, соглашусь – я с товарищами шел в этот дом, чтобы взять в заложники богатую дочку, но честно скажу, я ее даже не видел, а сам оттуда еле ноги успел унести… там такое стало твориться, что – не дай Бог! – такое еще раз увидеть.

– Не понял? – честно признался оперативник, скривив лицо недовольной усмешкой. – То есть ты хочешь сказать, что пришел совершать преступление, но тем не менее сейчас намереваешься утверждать, что ничего такого не делал, а кто-то вместо тебя уничтожил всех жителей того дома, ты же сам чуть не стал объектом ужасного посягательства – так, что ли, следует понимать твои утверждения?

– Именно, – выпучивая глаза и пытаясь согнать с них остекленевшее выражение, выпятил вперед нижнюю челюсть Кентюрин, одновременно подавая туда же и корпус, – как вы все здесь меня не поймете? В городе происходит что-то жуткое, сверхъестественно странное, а вы пытаетесь навесить мне чью-то вину, – и понизив голос до шепота, – да я, если честно, и сам готов вас просить упрятать меня за решетку куда-нибудь подальше из этого города и от того неизвестного существа, которое свободно летает по воздуху и может останавливать на лету автоматные пули.

– Что за глупости ты сейчас говоришь? – встрепенулся оперативник, недоверчиво глядя на собеседника. – Как такое возможно? У тебя что, от страха перед праведным наказанием совсем в голове помутилось? Я понимаю, что не хочется сознаваться, но чтобы придумывать подобную ересь – такое в своей практике я встречаю впервые, хотя, поверь, повидал я немало. Итак, возвращаясь к началу – ты будешь говорить или мне опять упражняться с шарфами? Не сомневайся, от таких упражнений я совершенно не устаю и могу тебе «мутозить» без передыху, пока ты в конце-то концов не осознаешь, что отпираться в нашем случае бесполезно. Тебя взяли в одежде, перепачканной кровью, в непосредственной близости от места совершения преступления, где, я абсолютно уверен, найдутся подтверждающие улики, так что, пока я не перешел к более вызывающим к откровенности методам, хорошенько подумай о своем незавидном в настоящем случае положении и искренней беседой подтверди свою готовность сотрудничать и раскаяться в совершенном жутком деянии. Так может и срок заключения сможешь скостить.

– Ладно, – начиная показывать нервное напряжение, выдвинул свою версию несостоявшийся горе-бандит, – а своих тоже я «замочил»?

– Что? – опять не понял подвоха Горячев.

– А-а, – растянуто промолвил преступник, не смотря на охватившие его одновременно и ярость и страх, презрительно улыбаясь, – тебя не потрудились поставить в известность обо всех обстоятельствах произошедших в том доме событий. Так вот, «дорогой» мой, послушай: когда пусть и не совсем спокойно, но я все-таки проник внутрь помещений коттеджа, то смог там приковать обоих родителей наручниками к отопительной батарее. в дальнейшем я совсем уже хотел отправиться в комнату их маленькой дочки, как вдруг увидел то странное, неподвластное нормальному пониманию, чудовищное явление. Я нисколько не рассуждал – что это, зачем и откуда? – а сразу же сиганул в окно и, упав на землю, подвернул правую ногу, – здесь рассказчик заголил поврежденное место, показывая неподдельную опухоль на лодыжке, – потом, хромая, я поспешил побыстрее убраться из этого кошмарного места, по пути наткнувшись на своих товарищей и охранников сложенных в одну кровавую кучу. Здесь я тоже упал, и в начинающем светать небе знаешь, что рассмотрел?

– Нет, – не скрывая удивленного выражения вымолвил сыщик, – и что это было?

– Их черепа были вскрыты, – здесь обоих собеседников передернуло, – а мозг начисто вычищен. Как ты думаешь: обыкновенному человеку такое под силу?

– Даже не знаю? – выразил недоверие оперативный сотрудник, одарив оппонента пронзительным взглядом и сморщив лицо от представленной им невольно жуткой картины.

– Я же это видел своими собственными глазами и именно там перепачкался кровью. Так что те кровавые пятна, что ты сейчас видишь на шмотках, принадлежат, скорее, моим подельникам и охранникам того огромного дома, а никак не хозяевам и тем более их маленькой дочке, которою я даже мельком не видел. И потом, я бы вполне мог от вас улизнуть, но нет же – я сам выбежал на дорогу и сдался гаишникам, которые, кстати, тоже видели это плывущее над землею чудовище и так же, как и я, потеряли дар речи и способность рационально оценивать ситуацию.

– Ладно, допустим, – помрачнев, словно безжизненный камень, произнес полицейский, – но тогда объясни мне такую вещь: ты говоришь, что на улице начинало светать – хотя ночи сейчас и без того практически «белые», – так как же ты в таком случае умудрился споткнуться о сваленные в кучу безжалостно убитые трупы? Как ты их не заметил?

– Я же уже пояснял, – невольно вздрогнул рассказчик, вспоминая ужасные события канувшей ночи, – что повредил себе ногу, а учитывая способность того Существа парить над землей, я ковылял, практически не глядя себе под ноги, постоянно оглядываясь назад, потому, очевидно, и не заметил внезапно возникшего неожиданного препятствия. Да что там зря говорить: тебя бы тогда на мое место – я бы поглядел, как повел себя ты?

Здесь, несмотря на сковавшее его нервное напряжение и охвативший сознание сверхъестественный ужас, Кентюрин лихорадочно рассмеялся, невольно представив оперативника в такой же в точности ситуации. Время приближалось к обеду и с осмотра места событий вернулась оперативная группа, посвятившая фиксации доказательной базы почти что восемь часов. К их возвращению уже закончили расспрашивать сотрудников ГИБДД, которые и задержали ночью преступника, и доставили его в отделение. Невзирая на разное мировоззрение и социальное положение, их показания мало чем отличались от того, что поведал Горячеву Кент, и оба молодых полицейских никак не могли найти ответа одно странное обстоятельство: почему они не стали стрелять по удалявшемуся преступнику?

Собирая воедино все улики и разъяснения очевидцев, получалось, что в городе либо завелся жестокий и, в то же время, очень изобретательный маньяк-убийца, либо же сам дьявол поднялся из Преисподней и забирает души провинившихся грешников. Павел, получив настойчивое поручение руководства, основным смыслом которого можно было, без сомнения выделить, что, пока он не представит от Кентюрина хоть какое-то более или менее разумное объяснение, он занимается им вплотную и с работы никуда не уходит. Возвращались старые добрые времена начала двухтысячных, которые, к сожалению, молодому оперативнику застать, в силу его молодого возраста, «не посчастливилось», но выдалась возможность теперь испытать на себе всю их огромную напряженность.