Дэннис Крик - Страхов много, смерть одна

Я выкинул старую одежду, отдал друзьям пластинки, забыл про музыку и снял бандану. Я стал самим собой. И вдруг обнаружил, что я, настоящий, кардинально отличаюсь от своего брата. Я совсем на него не похож.

О судьбе Романа я ничего не знал. После смерти мамы в нижнем ящике стола я обнаружил письмо, написанное ее рукой еще давным-давно, но так и не отправленное адресату.

В нем она просила отца моего брата забыть тот случай, приведший к их разводу, когда она не смогла простить ему измену во времена своей беременности. Простить ее за то, что была молода и глупа и не понимала ценности семьи и всесильности прощения. Она много наговаривала на себя, между строк признаваясь Роману в любви и проклиная свою гордость.

Да, моя мама была однолюбом. Пронеся через всю жизнь свою самую сильную и, судя по всему, единственную любовь, она перенесла ее на своего первенца, плод этой любви. В его глазах она видела глаза того мужчины, которого однажды не простила. В его речах она слышала голос своего возлюбленного.

К сожалению, любовь ее большого сердца не передалась по наследству ее старшему сыну. Константин не испытывал аналогичной привязанности. С детства он хотел быть чересчур самостоятельным, а назойливая опека мамы лишь подавляла его безразмерное эго, что ему очень не нравилось. Когда он покидал нас, сказал только, что уже вырос, и ему пора обзаводиться собственной семьей.

Все эти годы ни мама, ни я ничего не знали о Константине. Где он живет и с кем. Чем занимается. Все это было для нас тайной. Она часто вспоминала его. Вспоминала и плакала.

Кто знает, почему это случилось с моей мамой. Но одно я могу сказать точно – хандрить она начала сразу после отъезда Константина. И если бы он в течение долгих лет своего отсутствия хотя бы изредка напоминал о себе, может, она до сих пор была бы жива.

Что касается меня, то я давно смирился с исчезновением ее блудного сына, и от того для меня была столь неожиданной новость о нем.

Две недели назад пришло письмо из Москвы, подписанное человеком по фамилии Сабалетов с инициалами К. Р. Это был мой брат.

На конверте стоял адрес отправителя. В письме говорилось, что у Константина все хорошо, что он живет со своей женой, у него есть дети, и он вполне счастлив в своей новой жизни. Ни слова беспокойства о матери, обо мне. Ни слова заинтересованности в наших судьбах.

После того, как мама прочитала письмо, сквозь слезы она попросила меня, чтобы я его нашел. Чтобы привел в наш дом. Чтобы она увидела его в последний раз. Она так хотела его увидеть…

Я тут же помчался в Москву. Я пришел по тому адресу, что был указан на обратной стороне конверта. Дверь мне открыл заросший мудак средних лет. За его спиной пряталась толстая тетка по виду гораздо старше него, и двое малолетних детей, которые все время что-то кричали, пытались вырваться из ее рук и посмотреть, кто же там пришел.

– Саша? – спросил он, явно удивленный моим появлением. – Ну, здравствуй. Рад тебя видеть. Проходи. А что случилось?

Мы сели на кухне и стали разговаривать. Жена его с недовольным лицом, забрав детей, удалилась в гостиную.

Я рассказал брату о том, что наша мама умирает. И перед смертью хочет видеть своего старшего сына, постоянно вспоминает его и плачет. Я рассказал ему все как есть.

Константин выслушал меня, но ничего не ответил. Он погрузился в раздумья и долго молчал. А когда начал говорить, старался избегать моего взгляда и ответа на немой вопрос, буквально витающий в воздухе.

– Скажи ей, что я ее очень люблю. Но… но не могу сейчас приехать. У меня работа, с которой меня не отпустят ни на один день. Да что там говорить, даже на час! У меня неработающая жена, двое детей, за которыми нужен постоянный присмотр. Плюс эти гребаные кредиты. Нет, сейчас я точно не могу.

Презрение и гнев переполняли меня, и, не выдержав, я вцепился подлецу в плечо. Сжал так сильно, что он скривился от боли.

– Она рыдает из-за тебя. Слышишь? Рыдает!

На лице моего брата не дрогнул ни один мускул, словно оно было сделано из камня.

– Ты сам поедешь и скажешь ей об этом, – сквозь зубы процедил я, еле сдерживаясь от того, чтобы его не ударить.

– Как ты не понимаешь… – его попытки оправдаться выглядели жалкими, и мне до сих пор непонятны безразличие и жестокость его маленькой души.

– Она дала тебе жизнь. А сейчас она умирает.

– Я непременно навещу. Дай мне немного времени.

– Знаешь что? Можешь не приезжать.

Могу ручаться, что любой, кто оказался бы на месте этого урода в тот момент, сгорел бы от стыда. Но это был мой брат. Всего лишь.

– Почему это?

– Потому что это ты виноват в ее смерти.

Мама, ты знаешь, как в детстве я хотел быть похожим на Константина. Но не для того, чтобы казаться взрослее и серьезнее, чем я есть на самом деле. А для того, чтобы завоевать твое сердце. Я просто хотел доказать, что тоже достоин твоей любви. Теперь у меня есть такой шанс.

– Умоляю, встань. Оживи, мама. Встань и пойди! – повторял я как заклинание, уткнувшись носом в подушку, на которой покоилась ее голова.

Всю ночь я находился с ней в одной спальне, я умолял ее ожить. Я снова, как и в прошлый раз, надеялся на чудо. Тогда мы вместе с братом пытались спасти нашу умершую сестру. Сейчас я в одиночку пытался оживить нашу маму.

Многие говорят, что дьявола нет. Многие в него не верят. Бог это такой антипод Дьявола, который должен помогать людям. Но если Бог молчит, почему бы не обратиться к его врагу в надежде, что он тебя услышит?

В тот год на нашу семью обрушились несчастья. Одно за другим. Сначала умер мой отец. Спустя два месяца умерла моя новорожденная сестра. Мама была беременна ей в последний год жизни моего отца. Девочка, которой еще даже не успели придумать имя, ушла тихо во сне. Мама не любила обсуждать эту тему. И всякий раз, когда я пытался поговорить с ней об этом, она отмалчивалась и уходила от ответа, пространно рассуждая на тему плохой медицины.

– Я знаю, кто нам поможет, – сказал тогда мой брат и задумал провести обряд воскрешения.

В то время он был повернут на черной магии. Виной тому – древняя книга заклинаний, которую ему вручил черный проповедник, один из адептов «Южного креста».

В книге подробно описывался странный обряд, заканчивающийся словами: «Встань и иди!»

Я был еще ребенком, когда Константин приказал мне помогать ему. Я расставлял свечи, двигал тело малышки в нарисованной на полу пентаграмме. Я не понимал, что делал, но повиновался брату полностью, потому что искренне верил ему.

Мы мучились целый день. Дома никого, кроме нас, не было. В итоге все, чего мы добились – свечи догорели и потухли. Запах благовоний заполнил весь дом. А девочка… как лежала на своем месте недвижимая, так и осталась лежать.