Александр Завьялов - Лесные суровежники

Повела Супрядиха вершу в Канилицы. Деревенька хоть и небольшая, а дворов полста наберётся. Слушает Мираш ключницу, и, по словам её, выходит, что ни одного доброго человека там нет.

– Вот сам увидишь, – заверила она. – Одни злыдни.

Мираш своё заладил: человеками, дескать, не интересуюсь, на домашнюю животинку желаю глянуть. Сам разговор в сторону уводит и знаниями своими хвалится.

– Я по животинке, – говорит, – сильно обученный. Если тепло излучает, значит, молочное животное или птица. Вот если бы рыбы были теплокровные, то вода в речках была бы горячая и лёд зимой толсто бы не замёрз. Или вообще бы льда не было.

А тоже – промашка у него вышла: бурундука от белки отличить не смог… Подозвал векшу 2 2 Векша – белка. и спрашивает:

– Хорошо ли тебе, бурундучок, живётся, сытно ли?

Белка фыркнула обиженно и стреканула от лесовинов. Только хвост по деревьям замелькал.

Супрядиха прыснула в платок и наставлять Мираша взялась.

– Всему тебя обучу, – говорит, – ты только с человеками тут одними подсоби…

Ну и заподозрил Мираш неладное.

Пришли в деревню (невидимые, конечно, для человеческого глаза), и Супрядиха к нужной для себя избе потянула. Но Мираш заартачился и в другую сторону повернул.

Зашли в первое подворье. Мираш и спрашивает:

– Где тут куровник?

– Что за куровник? – не поняла Уховёртка.

– Ну, где куры и другая птица живёт.

Супрядиха ещё лише утвердилась, что Мираш недалёкий – не ошиблись, стало быть, лесовины, – и посмеяться надумала. Завела вершу в конюшню, показывает на кобылу с жеребенком и говорит:

– Вот гусыня тебе. Любуйся…

А Мираш вдруг знания обнаружил… Только посомневался немного. Почесал в затылке и спрашивает, на жеребёнка показывая:

– Только не разберусь никак… это от лошади приплод?

Так и ходили по избам и подворьям, друг дружку с толку сбивая, пока Супрядиха не подвела Мираша к тому дому, к которому поначалу тянула. Обычный такой домишко по улице вовсе непримечательный, а Мираш сразу неладное почуял. И мысли невровень пошли, сторонние подбиваться стали.

Надобно сказать, верши в будущее смотреть могут. Не так, конечно, что всё про всё им известно и что хошь предскажут, – нет, об этом и говорить нечего. А почуять могут событие важное, которое уже совсем близко – за час – за два так-то. Есть и такие верши, что и за сутки скажут, но это редкость вовсе. Да и нет никакой предопределённости.

Вот и сейчас Мирашу подсказки и наумки пошли. Не успел он и в толк взять, что да как, к дому машина грузовая подъехала. Да резво так, чуть забор не смахнула. А тёмненько уже – не очень-то и видать, даже для глаза лесовина. Погляделось Мирашу: женщина с машины метнулась, словно напуганная сильно. За ней шофёр кинулся, крича снадрыву:

– Ленку, Ленку держите! Спятила совсем баба! Наделает сейчас делов!..

Сам, видно, распалился не на шутку. И собака рванулась с цепи, и чуть лаем не захлебнулась.

Мираш тотчас же в этот дом поспешил. А Супрядиха вдруг испугалась (то было обрадовалась, когда Мираш к дому привернул, а тут в женщине кого-то признала…) и давай вершу отговаривать. Мол, пустое дело, рассорка семейная… Только он и слушать не стал, даже не обернулся. Ну и, по своей сути, не в двери вошёл, а через оконное стекло просунулся – сквозь прозрачное оно, знаешь, всегда легче препятствия одолевать. Разобраться решил, конечно, в чём суматоха, ну и по доброте душевной отозвался. Оно, вишь, может, помощь нужна, а для верши испуг снять – дело пустяшное, ни с какой мальханкой 3 3 Мальхане – лжецелители даровитой не сравнить.

А Супрядиха следом не пошла. К лесу поворотилась и чезнула второпях, будто её и не было.

* * *

В доме этом старая Агафья живёт. В Канилицах она за первую целительницу слывёт. Врачует на-умёк, да ещё самогоном и бурдёшкой потихости приторговывает. Знатный, слышь-ка, у неё самогон получается. Чего уж она там мешает, трав ли, настоек каких, вот только селяне до своего срока не доживают и на здоровье утлые становятся.

На самогон, конечно, никто не грешит, а сразу к Агафье и поспешают – порчу да сглаз снимать. Оттого у неё всякое время в избе народ толкошится. Кому пошепчет и воск отольёт, а кому и на картах скинет – про судьбу расскажет. Будто на карты она, судьба-то, и намётана. Словом, Агафья всегда при деле и не скучает нисколь.

В это самое время она тоже приём вела. Полная комнатёнка недужных – все стулки заняты. Бабы-селянки собрались – и старушки, и молодухи здесь. Из мужиков – Андрюха-воробушек и дед Андреич, беседливый старичишко. Жена Ксения Андрюху от пьянства привела отваживать, а Андреич всё больше посудачить да лясы-балясы поточить приходит. Ну и здоровьишко поправить заодно.

…Лена вбежала, точно гонится за ней кто. Волосы растрёпанные, а глаза неживые – словно перед собой смотрит и словно в никуда. В уголок забилась и давай там рыдать диким воем.

Всем ажно не по себе стало. Кто утешать поспешил, а кто и на Бориса – это который Лену привёз – накинулся, спрашивают, чего случилось да приключилось.

– Ленка наша нагулялась, наплясалась, дурочка, – злорадно бухнул он. – Теперь белочка её не скоро отпустит.

– Чего плетёшь, дурак, – вступилась за подругу Алка, продавщица местной лавки.– Она ко мне днём в магазин заходила. Хоть бы одна хмелинка в глазу!

– Ну да, увидишь ты у неё хмелинку, как же, – заскрипела баба Аля. – Надирается не хуже мужика, а сама как стёклышко.

– От кого везёшь? – подступилась и Ксения, позабыв про своего непутёвого мужа (тот, как суматоха началась, тут же в сени юркнул, а там и был таков – ищи его теперь).– Не от Пряхиных ли? У них вчорась пьянка была.

– От Пряхиных… – съязвил Борис. – Я, наверно, с фермы еду.

– Чай, не в деревне была?

– В деревне… – Борис снисходительно вздохнул. – На болоте нашёл! Вот и не хмелевик тебе!

Все растерялись, только Ксения не отступилась.

– На болоте?! – ахнула она. – А чего это она там?

– А ты у неё спроси. Я-то уже наслушался, пока вёз…

– Сказывай уж, не тяни, – построжилась баба Аля.

Борис помолчал для важности и говорит:

– Чуть под колёса мне не бросилась, дурная. Гляжу, машет руками как очумелая и дрожит, напугал, видно, кто. Глаза-то её видели? То-то. Я сначала не разобрал, а потом гляжу: то Ленка-плясунья. Вот так, попей её, родимую…

Про Ленку-плясунью на деревне всякое, знаешь, болтают – такая, слышь-ка, небывальщина, что и на веру не возьмёшь. А познакомишься да приглядишься – тут и засомневаешься: может, и правда всё…

И то верно, самая она на деревне весёлая-развесёлая. Где песни поют, там она первым голосом ведёт. А хохотунья справная! Такого звонкого смеха нигде не сыскать! Над мужиками подтрунить – это её первейшая потеха. С серьёзным лицом к ней и не подходи: сразу же шабунять да изгильничать станет. Так обсмеёт, что после седьмой дорогой обходить будешь и головой крутить, как бы на Ленку не наскочить.