Игорь Святкин - Keep out

– Ой, спасибо. Не стоит. Не заслужила.

– Милая моя, за кого ты меня принимаешь? Пробуй сейчас же!

– У меня руки заняты.

– Это не оправдание. Брось на пол. Иди сюда. Пробуй!

Роззи попробовала.

– Вкусно?

– Не то слово. Пальчики оближешь.

– Теперь можешь идти.

– Да, мэм.

Девушка поднялась на второй этаж. Несла с собою кассеты с любимыми вестернами Мартина (он любил смотреть фильмы на кассетах). Настроенье было как раз, чтобы пообщаться. Дверь к Мартину была приоткрыта. Девица притормозила: пригладила прическу, платье подправила, заглянула в щелку двери: друг ее сидел на кровати. В руках его блестел пластмассой компакт-диск. Роззи догадалась, что это «Теплый дом». «Иначе быть не может», – подумала она. Она уже давно знала об этом увлечении.

Марти что-то лепетал. Слышно было, как хмыкает. Изредка слезинки капали из глаз. «Это будет нелегкой задачей, – шептал он. – Но как? Что мне нужно сделать?» Он глядел сквозь форму, воображал бесконечность, мыслил что-то трогательное. Сквозь дымку светилось счастливое лицо Альмы – девушки с обложки. В голове вертелись обрывки картины. Где-то там, в лесу, на самом дальнем его краю, как на дне бездонной пропасти стоял домик. Его мечтой было оказаться рядом с Келли – той девушкой, которая, как он полагал, совершенно подходила ему. Прогуляться по волшебному лесу, побывать в том теплом доме рядом с той самой Альмой. Стать счастливым. Пытался говорить немного выше прозы:

Мой милый друг, давай взметнемся,

Взлетим поближе к небесам…

«Я приеду к тебе, постучусь, и ты откроешь. Мне шестнадцать – тебе двадцать семь. Мне двадцать – тебе тридцать один. Ах! Какая разница? Привет! Привет, милая Келли! Можно, я зайду к тебе в гости и попью чаю с тем печеньем, которое ты приготовила сама? Тебе так надоела скатерть-самобранка, что ты придумала свою кулинарную книгу. Я чувствую, чувствую самый лучший на всем белом свете запах. Келли, твое платье соткано из цветов зеленой полянки, освещенной полуденным солнцем. Твое лицо напоминает Вселенную, которую невозможно изучить. Твои глаза – драгоценные кристаллы доброты. Келли, у меня есть цветы, которые ты мечтала получить в подарок. Ты любишь розы? Те, что дарят любимым. Те, что только видом своим приводят в праздный восторг и окрыляют мгновенным счастьем. Эти самые милые! Самые замечательные ароматные розы, которые только можно увидеть. Я нашел их в бесконечном лесу, вдали от теплого дома. Искал их для тебя, ради тебя…»

«Какой чудесный дом! Мне неловко дарить тебе цветы, когда всё ими заставлено…»

Мартин выключил музыку, которая до той поры проигрывалась.

«Угораздит же так привязаться к человеку, – пролетела мысль в голове Розалиты. – А разве это привязанность? А что еще? Сидит и думает о ней. Зачем? Господи, зачем? Я так скучаю. Так скучаю. Он плачет только из-за тебя. Альма? Эй, ты, Альма, золотая девочка! Скажи мне, пожалуйста, свою фамилию, если тебя это не затруднит? Что? Что? Повтори, я не расслышала. Ах, да, ведь тебе ее не придумали. Фамилия Альмы в титрах не значится, подсказываю, я, Розалита Хьюз. Где ты живешь и где учишься, дорогуша? Неужели ты и это не скажешь? (не раскрывается в сюжете) Ты какая-то скрытная. И что только в тебе нашел Мартин Хилл (скажу ему). Убежала от всех как последняя идиотка, а потом покончила с собой. Какая же ты сообразительная школьница. Поражаюсь! Измучила Мартина своей идиотской выходкой. Если бы ты узнала, что он так по тебе сохнет, вероятно, расплакалась бы, расплакалась от смеха. Не стыдно, бессердечная? Мне тяжело об этом думать. А тебе вообще плевать… Ох, да она вообще, к счастью, ничего не знает».

Роззи стояла за закрытой дверью и пыталась разложить по полочкам историю, в которую ее с Мартином втянула лисица Келли Сэд.

«Всё началось с рождественских каникул две тысячи третьего. Однажды мы гуляли с ним и увидели этот диск в магазине. 27 декабря 2003 года ходили с ним за покупкой «Теплого дома». Так и хочется с унынием теперь произнести: «А чего же в жизни не бывает?» Теперь-то я знаю, что этот день был отправной точкой разрушения всей системы. Правда, он забросил диск до нового года, не зная его содержания.

Но в январе две тысячи четвертого, когда мы впервые посмотрели «Теплый дом» в кругу моей семьи и семьи Хиллов, он после финальных титров произнес фразу, которая до сих пор колит иголками всё мое тело при малейшей попытке вспомнить. Он ее не при родителях произнес, а при мне. Мы поднимались по лестнице в его комнату, помню такое теплое электрическое освещение было, такая удивительно спокойная, тихая и счастливая атмосфера была, я хотела ему о своих впечатлениях рассказать о просмотренном фильме, а ему там, по легенде, надо было что-то забрать или на миг в Интернет зайти с какою-то целью. Такой вид у него был отрешенный… Ну я не обратила вниманья на это, пока он не сказал эту убийственную фразу. Даже представить сложно, какие чувства я тогда испытала. Ревность, тяжесть, депрессию. Мне ничего не нужно было тогда. Хотя прошло уже четыре года, воспроизвожу всё как сейчас. Произнес: «Я люблю тебя навечно». И хватило же духу такое… Я прям пошатнулась тогда, но сделала вид, что ничего не услышала. Потом расхохоталась на всю комнату, придумав причину. Не успела даже подумать о том, чтобы сдержать себя. Эмоции какие-то. Думала, что это он просто так. Видимо, ошибалась. Потом мы спустились вниз, всё о чем-то трепались семьями, а я незаметно зажалась на краю дивана и тихонько захныкала от отчаянья. (Свет в гостиной был выключен, поэтому меня было не видно.) Думала о том, что у нас с ним было. Что, собственно, не было ничего.

Вспомнила школу. А что еще прикажете вспомнить? Ведь я терпеть ее не могла. Все эти неловкости, переходные возрасты. Ох, господи, разрази меня громом на месте. Это происходило каждый день, каждый новый день. Но он меня спасал. Его слова, замечания заставляли меня скучать по унылым урокам, шкафчикам с личными вещами и толпе обезумевших ребят, готовых на всё ради своей «цели». Я там красавица-недотрога. Мальчики, остыньте. Мы с ним так глупо себя вели. Надо бы повспоминать как-нибудь. И только из-за него я не убежала в школу имени N. Она другая. Она совсем другая.

Помню, как мы после занятий мчались скорее веселиться, гулять, смотреть телевизор. Господи, какое было время. Мы приходили к нему домой на кухню и вмиг забывали обо всем на свете. Он с неиссякаемыми шутками-прибаутками готовил нам обед. Хотя в обществе казался таким серьезным. Только я знала, что он не такой. Что это даже, наверное, и к лучшему – серьезных людей на работе уважают. О работе думала. Мечтала жить в своем доме. Забавно, не так ли? А то. Ну, мы и вместе, бывало, готовили какую-нибудь отсебятину под легкие классические песни кантри. Обожаю Вилли Нилсона. А солнце как сверкало. Я чувствовала, как мое сердце становилось горячей. Как хорошо сплетничать, сидя за лучшим в мире кухонным столом друга. Он тебя внимательно слушает, а ты будто на концерте песню поешь. Мы держались за руки, смотрели друг другу в глаза. Кричали воедино: «Навечно друзья!»