Роб Гроул - Дейлекронт: дитя чернильной течи

Мидек тихо прошёл в свои покои. Ярость и ненависть тревожили его душу. Он никак не хотел, чтобы это слабое существо стало царём. Сотар дал ему слишком много любви и внимания, он вырос избалованным мягким до костей мальчишкой, неспособным к правлению в государстве. Мидек считал, что он и его наследник, гораздо лучшая кандидатура. Он подошёл к зеркалу и стал неторопливо расстёгивать одну золотую пуговицу за другой. В мыслях он постоянно твердил себе, что добьётся престола во чтобы то не стало, иначе дни Нильшерта будут сочтены.

Кенваль уже изрядно утомился, вращая мечом. Сотар заметил подавленность ученика и решил на сегодня закончить обучение.

– Тебе нужно больше силовых упражнений, мышцы рук очень быстро устают. Нужно их укреплять.

– Всё дело в мече. Он тяжёлый.

– Не бывает тяжёлых клинков. Есть слабые руки.

"Но я же ещё маленький!", – твердил себе Кенваль. Он недовольно взглянул на отца и протянул оружие. Царь молча взял меч и сложил его в ножны. Давление, которое постоянно на него оказывали вызывало у него невероятную злость. Он ребенок, ему хочется бегать с друзьями по бескрайнему зелёному полю и вслушиваться в стрекотание сверчков. Залезать на большие старые деревья и озираться вокруг. Хотя бы на некоторое время забыть о всех обязанностях, которые ему предстоит перенять, когда он станет правителем. Сотар не хотел отнимать детство у своего сына, но долг заставлял его обучать до тех пор, пока он не станет готов.

– Можешь идти, – сказал царь и махнул лёгкой рукой к веранде.

Кенваль осторожно повернул голову и увидел заливающихся смехом детей. Но ему показалось, что отец сказал это не всерьёз. Через несколько секунд его шея вернулась в исходное положение, и он беспокойно взглянул на своего учителя.

– А можно? – робко произнёс он.

– Я же сказал.

Сотар немного недоумевал от пугливости своего сына. Он же не держит его в клетке или на привязи. Но мальчик всё равно побаивался отца и воспринимал его добрые жесты с опаской. Кенваль всё ещё не верил, что отец разрешил ему поиграть, но когда царь улыбнулся, то его глаза засверкали и он в миг добежал короткими прыжками до своих дворцовых братьев.

– Эй, Горацио, – кричал он на ходу, добегая до них.

Причудливым улыбкам его приятелей не было конца. Ещё один хороший игрок в бацкак им был только в радость. Сотар тихо наблюдал за их ребячествами и пытался понять правильно ли он поступает, решая судьбу своего сына за него. Может он вовсе и не хочет занять престол? Но к чему были тогда все старания и изнуряющие молитвы царя? Готов ли он пожертвовать счастьем своего сына, чтобы Нильшерт снова встал с колен? Что для него важнее быть отцом или правителем? Ответов на эти вопросы у Сотара пока не было, но он отчаянно пытался их найти.

– Ты сжульничал! – выкрикнул Горацио.

Кенваль продолжал прыгать, не обращая внимания на недовольство своего друга.

– Эй! Ты не прыгнул на третью метку! – вновь завопил он.

Кенваль остановился и ровным тоном произнес:

– Неправда, я задел каждую.

– Нет, мы все видели, ты пропустил одну. Ты специально это сделал.

– Зачем мне это?

– Хочешь выиграть. Ты всегда хочешь быть победителем.

– Я играл по правилам, и если вы не умеете проигрывать, то это ваши проблемы, – огрызнулся Кенваль.

– Думаешь, если ты сын царя, то тебе всё можно?

– Я такого не говорил.

– Иди отсюда, – сказал Горацио и пихнул его в плечо.

– Но я хотел поиграть, – огорчённо произнёс мальчик.

– Раньше надо было думать об этом, а не мухлевать.

Кенваль в недоумении стоял и с грустью смотрел на лица ребят вокруг. Что он сделал не так? Если он сын правителя, то теперь на нем клеймо? Даже играя по правилам, он всё равно остался виноватым. Нечестно. Несправедливо.

Обидчик не удержался и толкнул его снова. В этот раз он не пожалел сил, и Кенваль с болью схватился за место удара.

– Уходи!

Из маленьких глазенок начали наворачиваться слезы. Эта боль была другой. Но из-за неё также хотелось кричать во всё горло и громко рыдать. Она как обнаженный меч пронзает хрупкую человеческую душу. Отчуждённость, одиночество, непонимание, непринятие – они словно рубанком срезали кусочки с нежного сердца Кенваля.

Молодой царевич отчаянно сорвался с места и побежал. Травы под ногами сотрясались от его стремительных шагов, сбрасывая с себя утреннюю росу. Обувь начала сыреть от обильной влаги, и он уже скользил подошвой по водянистой зелени, периодически теряя равновесие. Перед ним оказалась густая чаща, в которую он мигом залетел, совершенно позабыв о том, что ему запрещено там находится. Родители его десятки раз предупреждали об опасности этого места и старались уберечь своё дитя от несчастных случаев. Он с трудом начал пробираться через большие ветвистые деревья и многолетние колючие кустарники. Сколько бы он не пытался защититься от острых прутов, они так и норовили проткнуть блестящие одежды мальчика, а порой и вовсе безжалостно впивались в плоть. Пока эмоциональность начала угасать, Кенваль оказался уже в самой гуще леса. Он на минуту остановился и стал озираться по сторонам. Чириканье птиц постепенно сменялось, различными постукиваниями на деревьях и трепетанием кустарников, в которых ползала разная живность. Глаза мальчика стали полны ужаса, он совершенно один в огромном лесу, в котором ни разу не был. Из-за того, что Кенваль оборачивался по мере того, как осматривался вокруг, он не мог вспомнить откуда пришёл. "Что же делать?", – промелькнул вопрос в голове у царевича. Он начал медленно двигаться вперёд в том направлении, на котором стоял. Под ногами была сухая, но мягкая почва. Ступая по ней, нога Кенваля немного проседала и оставляла характерный отпечаток от подошвы обуви. Иногда он шел через ухабистую местность, полную разноцветных грибов, которые прятались в толще пожелтевшей листвы. Со временем лес редел и деревьев с каждым пройденным метром становилось меньше. Он вышел на небольшую травянистую поляну и увидел перед собой высокую гору. Кенваль задрал голову, чтобы найти её вершину, но её закрывали похожие на снежные сугробы облака. Он уже совсем позабыл о том, что хотел найти дорогу домой. Ноги сами несли его к огромной каменной глыбе. В этом месте совсем не было слышно ветра. Обычно он носится по всем уголкам Нильшерта, заставляя жителей теплее одеваться и постоянно держать голову опущенной при ходьбе. А здесь – ничего. Ни единого дуновения. Кенваль дошёл до глубокой пещеры, которая была словно ножницами вырезана в скале, а ровные острые края входа как будто были специально выточены. Когда мальчик встал перед проёмом, то сразу же почувствовал необъяснимый холод, от которого он вздрогнул. Однако желание войти в эту неизведанную пропасть только усилилось. Его что-то манило. Кенваль сделал шаг и стоял одной ногой в тени. Мгновение спустя вторая нога потянулась к сумраку и оказалась на тёмной стороне. Холодная капля воды упала на кончик носа, остатки которой начали скатываться по лицу вниз. Мальчик от испуга зажмурил глаза. Когда он их открыл, то не почувствовал никакой разницы – перед ним располагалась густая мгла, в которой он замечал лишь смутные очертания предметов и рельефа. Кенваль прошёл немного дальше. Его шаги были крайне медленными и аккуратными из-за того, что он боялся споткнуться. Вытянув длинную костлявую руку перед собой, он пытался нащупать стоящую на его пути каменную стену. Но Кенваль ощущал лишь неопределенность. Он сделал очередной шаг и уже начал ставить ногу, как понял, что под ней нет земли. Он неподвижно стоял с немного поднятым коленом, а после вновь cтал медленно опускать стопу. Пустота. Кенваль судорожно отошёл назад и присел. Ладонями он начал водить по земле перед собой и в его мягкую кожу врезалось множество мелких камней. Он опасался наткнуться на что-то ужасное и страшное, но ничего кроме каменной породы ему не попадалось. Его правая рука вдруг оказалась в невесомости. Это была какая-то огромная дыра. Кенваль лёг на живот. Он касался подушечками пальцев её краёв и неторопливо шёл вниз по гладкому сколу. Его сердце трепетало. Но он ничего не мог с собой поделать, ему хотелось понять, что это такое. Левой рукой он схватился за небольшой камень и выкинул его в эту пропасть. Мальчик всё ждал, когда же он удариться о дно. Десять секунд, пятнадцать, двадцать… Он не слышал стука. "Может я его пропустил?", – подумал царевич и вновь взялся за гальку. Только он захотел бросить её, то услышал протяжный скрипящий рык, исходивший из расщелины. Он за считанные секунды0 вскочил с места и начал в страхе бежать к выходу. Его ноги словно не слушались и потеряли всякую силу. В глазах был виден только солнечный свет, который играл лучами в начале пещеры. Тяжёлое и быстрое дыхание не давало мыслить здраво и бежать медленнее, чтобы не упасть. Он сделал последний рывок и оказался в объятьях отца.