Михаил Московец - Даль

Из-за стола кто-то шумно подорвался.

– Я помогу, – мужской голос стянул куртку следом и исчез.

Кухня стала пустынной, и он впервые осмотрелся. Свисающая с потолка убогая лампочка едва давала свет. Тусклые лучи освещали неказистую столешницу, припертую к стене и снизу поддерживаемую убогими квадратными тумбами. На уровне головы висели прямоугольные шкафчики. Цвет невозможно было разобрать. Все было в пыли. Он провел рукой по дверце верхнего шкафчика.

Цвет ореха. Не помню какого. Пыль – это останки человеческой кожи. Кто-то смотрел в то окно. Кто-то наблюдал за ореховыми дверцами. Быть может, давно или совсем недавно. Выходит, мы не первые люди в этом крае. Природа должна знать, как с нами обходиться. Она не даст нам погибнуть.

Напротив столешницы стоял железный четвероногий стол с придвинутыми стульями. Чистой ладонью он провел по его поверхности: тонкая кожа ощутила мелкие рубцы и впадины. Пыли здесь уже не было, успели стряхнуть.

Послышался скрип половиц, и он усмехнулся, поймав себя на мысли, что от скрипа становится спокойнее. Он привык к нему, как начинал понемногу привыкать ко всему окружающему.

В животе заурчало. Не ел он, наверно, больше суток, и организм начал сигналить о помощи.

Значит, нервы угомонились. Чудно.

На столе и столешнице не оказалось чего-то пригодного для открывания консервов.

Должно быть, нож забрал тот. Ножом, что ли, дрова рубит?

Он порылся к ящиках. Открывая их один за одним, он видел скудную кухонную утварь – пару ложек, вилок, мутных, покрытых слоем несмываемой грязи; несколько кружек, давно потерявших цвет; тряпки с заскорузлыми краями; прямоугольные деревяшки и запыленные куски облицовочной плитки; повстречалась даже наполненная чем-то бутылка. Наконец показалась темная рукоятка с лезвием.

Он проверил подушечкой пальца: тупое, хотя кожу, наверно, проткнет. Взял жестянку и вогнал лезвие в верхнюю часть. На удивление, оно довольно проворно отковыряло крышку. Запрокинул банку, вываливая содержимое в голодный рот. Желейную массу разбавляли куски шинкованной говядины. Вряд ли отборной, но пойдет. Он неприятно ощущал, как все пережеванное опускается по горлу до изголодавшегося желудка. Затем запрокинул снова, вывалив оставшееся.

Золотистая этикетка, синее окаймление. Неплохо постарались для брошенных. Наверно, та девушка тоже хочет.

Лезвие проворно повторило операцию.

Она по-прежнему сидела в кресле, уставившись в окно.

– Хочешь поесть?

Резко встрепенулась.

– Да.

В гостиной никого больше не было.

– Никто не приходил?

– Нет.

Она неаккуратно запрокинула жестянку, и часть мяса полетела мимо рта, на штаны. На них было темное пятно. Рядом – кисть, плотно сжатая в кулак. Изнутри тек красный ручеек. Взгляд его метался с пятна на кулак, устанавливая причинную связь.

Она еще раз запрокинула жестянку. Ручеек спокойно стекал по коже.

– Это что?

Ее словно молнией сразило. Мгновение – и она повернула к нему заплаканное лицо. Подбородок задрожал. Она опустила глаза на кулак и раскрыла его.

– Я хотела… – и замолчала, а слезы капали рядом с кистью.

На трясущейся ладони лежал кусок стекла, небольшого, но острого. Его края изрезали все линии жизни.

– Хотела порезать себя?

Она едва слышно всхлипнула. Он стоял в злой растерянности. Неаккуратным движением выхватил стекляшку и бросил в разбитую груду. Тот раскололся на еще меньшие осколки.

Бордовая кровь вытекала из рваных бороздок женской ладони.

Черт, делать ей нечего? Вздумала угробить себя – ага, сейчас.

В голове гнев перемежался с заботой. Кляня ее, он все равно соображал, как помочь. Внезапно пронеслась мысль о тряпках – и тело его оказалось на кухне.

Они грязные, вода ржавая. С чем была бутылка?

Руки действовали инстинктивно, не было времени обдумывать. Они открыли нижний ящик и вынули прозрачную с пятнами бутылку. Открутили тугую крышку, и изнутри вырвался едкий аромат. Потом схватили ножик и отрезали нижнюю часть футболки.

Она почище тех тряпок.

Вылили жидкость на ткань. Ноги понесли обратно.

Девушка сидела в той же позе и не отрывалась от окровавленной руки.

– Будет больно.

Он опустил ткань на ладонь. Девушка пискнула, но на большее не решилась. Чувство вины задушило все иные ощущения. Он обмотал ткань вокруг раны и коряво завязал.

– Не надо было этого делать.

Виноватые глаза глянули на него.

– Позже поменяю повязку.

Слезы капали на штаны.

– Я не хотела…

– Тихо.

Он держал ее за руки, мысленно ругая.

Понятно, что слабая, понятно, что хочется вырваться из кошмара, но зачем резаться? Больная. Только проблем бы больше стало.

– Тише.

Он обернулся на разбитую кучу у шкафа.

Надо убрать от греха подальше, а то найдется еще один желающий.

Он дернулся в сторону, и девушка тут же выпрямилась, не поднимая головы.

Где-то в кухне должно быть ведро.

И действительно, в одном из нижних тумбочек стояло невысокое ведерко с грязным дном. Он вернулся в гостиную. Пальцы аккуратно хватали стеклышки и скидывали в общий котел. Тут он заметил, как прозрачное стекло окрашивается в алый.

– Да чтоб тебя, ну естественно.

Он склонил голову, встал и вернулся в кухню. Открыл бутылку и вылил жидкость на пальцы. Жжет. Показались две горизонтальные полоски на подушечках указательного и среднего пальцев. Через них медленно сочилась кровь. Он соображал. И не сообразил ничего лучше, как окатить из бутылки всю ладонь и плотно прижать подушечки к выпуклой мышце большого пальца. Затем вернулся и докончил начатое.

Вроде все.

На него пялился белый циферблат с застывшими стрелками.

А что же делать с тобой?

Почему-то совсем не хотелось с ним расставаться. Он поднял круг и огляделся, выбирая подходящее место.

– Можно на камин, – робко предложила девушка.

Он послушался, поставив его на выступающий бортик.

– Выкину осколки.

И вышел наружу. Воздух казался менее спертым в сравнении с домашним. Лес покрывал все тот же мутный туман, препятствующий светилу. Он повернулся в сторону чащи и сделал только пару шагов, громыхая ведром, как наткнулся на лесорубов. Те укладывали топоры в прямоугольный деревянный ящик, подпиравший стену дома и бывший, видимо, лежачим сараем. Рядом лежала кучка дров. Лбы у вернувшихся были мокрые, на спинах – темные влажные полосы.

– Что несешь?

– Разбитое стекло.

– Правильно.

– Что внутри?

– Пара топоров, лопата, длинная бечевка. Еще ведро помятое. Почему стекла красные?

– Одна из девушек порезалась.

– Сильно?

– Ага. Я и сам порезался, когда убирал.

– Тогда выкинь скорее эту дрянь.

– Лучше закопаю.

Он взял лопату и, как мог, захватил пару раз землю у края чащи. Вытряхнул туда стекло и засыпал, притоптав ботинками. Те двое устало наблюдали за его действиями. Потом он кинул лопату обратно в ящик, положил в опустевшее ведро пару дров, взял несколько подмышку и пошел в дом. Лесорубы направились следом.