Глеб Васильев - Пушкин в Голутвине. Герой не своего романа

– Халву будешь? – спросил я, когда Ира расправилась с сарделькой и картошкой.

– Халву? – Ира поморщилась и икнула. – Не, что-то не хочется. И вообще, пошли к тебе.

– Мы, вроде бы, и так у меня.

– В твою комнату, глупый.

Оказавшись в моей комнате, Ира закрыла дверь и повернула ключ, торчащий из замочной скважины.

– Мне на сапоги набойки какие-то дурацкие поставили, – снимая юбку, сказала она. – Раньше эти сапоги удобные были, а теперь натирать стали.

– Тьфу ты, забыла антистатиком побрызгать, – Ира стащила с себя кофточку и осталась в нижнем белье.

– Ты мне подаришь какое-нибудь красивое белье? Юльке ее парень такой кружевной комплект подарил, что когда я ее в нем увидела, мне самой ее захотелось, – Ира буднично сняла лифчик и трусики и бросила их на пол поверх валявшихся там кофты и юбки. Я смотрел на ее голое тело и не мог оторвать глаз. Быть взрослым мне определенно нравилось.

– Бррр, ну и холодина у тебя, – Ира поежилась, ее кожа покрылась мурашками. – Ну что ты смотришь, Степа? Глазки сломаешь. Давай, скорее, под одеяло.

Под одеялом произошло то, что я тут же бережно отправил в архив счастливых воспоминаний. Непонятно как, но мне удалось сделать все правильно, как будто моими движениями руководил кто-то знающий и умелый. Впрочем, с Викой я целовался тоже неплохо, хоть и не делал этого никогда раньше. Похоже, инстинкты достаточно сильны для того, чтобы опыт не имел решающего значения.

– Странное дело, – перебив ход моих мыслей, сказала Ира. – Первый год мне с тобой трахаться вообще не нравилось, а потом все как-то по нарастающей пошло. Сейчас вот вообще супер было.

– А мы с тобой, получается, уже… – я замолчал, как будто пытался припомнить.

– Четвертый год, – напомнила Ира.

– И я тебе не надоел?

– Нет, конечно. Тебя я люблю, – Ира прижалась щекой к моей груди. – А ты меня?

– По всей видимости, да, – ответил я.

– Расскажи, как прошел твой день, – попросила Ира. – А то я все о себе болтаю, да болтаю.

– Сегодня… – события дня чередой ярких вспышек пронеслись у меня в голове, от чего она закружилась, как от Викиных поцелуев. – Сегодня я разгадал смысл смерти.

– Умничка, – Ира поцеловала меня в щеку. – Давай спать, мне завтра в институт к первой паре.

Я послушно выключил свет и вернулся под одеяло. Слушая тихое Ирино посапывание, я долго пялился в темноту. Казалось, что один сегодняшний день дал мне больше, чем все предыдущие годы жизни. Счастье волнами разливалось по телу. Я попытался мысленно разглядеть источник этого счастья, но это мне никак не удавалось.

– Дело не в тебе, балда, – неожиданно сказал я самому себе, – а в том, что тебя любят.

– О, смотрите, кто заговорил, – ответил я. – Мама говорит, что меня всегда все любили.

– Ты, наверное, не согласишься, но у любви может быть разное качество и количество.

– Почему это я не соглашусь? – спросил я.

– Да потому что ты со мной никогда не соглашаешься.

– Можешь считать это первым случаем, – сказал я. – И, кстати, раз уж ты такой умный, подскажи, что ты думаешь по поводу всего, что сегодня со мной произошло?

– Думаю, что дело тут нечисто. Тот ты, который живет в этом времени, так и не появился.

– Может быть, произошел обмен, и он отправился в собственное прошлое.

– Как бы то ни было, тебе лучше не расслабляться. Мало ли какие проблемы могут у тебя оказаться в этом времени. Сам видел, что с родителями творится – они ведь раньше совсем другими были. Да и две девушки для одного тебя – не многовато ли любви?

– Я подумаю об этом завтра.

11

Утром меня растолкала Ира.

– Я зарядила твой мобильник. Будь на связи, а мне пора бежать в институт, – она ушла, а я снова провалился в обволакивающую мутную дремоту. Из неведомой темноты мне в лицо летели снежинки, а где-то на периферии зрения раскачивались фонари, несущиеся вдоль заснеженной дороги следом за черным пятном. Почему-то я был уверен, что это пятно – огромный грузовик. Но как бы я ни поворачивал голову, дорога, фонари и машина оказывались где-то сбоку, так что сфокусировать на них взгляд никак не получалось. После множества неудачных попыток, я решительно отвернулся от дороги и тут же чуть не ослеп от света фар мчащегося прямо на меня грузовика, затмевающего собой все обозримое пространство. Я понял, что через миг машина сомнет меня, сокрушит, раздавит, и избежать этого нет ни малейшего шанса. Подняв глаза, сквозь слепящий свет я посмотрел на крышу грузовика и…

–…и возводим получившуюся сумму в квадрат! – громкий голос и последовавший за ним гулкий стук вырвали меня из сонного оцепенения. В нескольких метрах передо мной стоял седовласый человек и с завидной прытью, громко стуча мелом по черной доске, выводил какую-то формулу. Я и представить себе не мог, что возводить сумму в квадрат можно настолько яростно и неумолимо.

– Вот оно! Вот оно – кориолисово ускорение! – мужчина истово ликовал. Оглядевшись, я обнаружил, что сижу на длинной скамье в просторном амфитеатре аудитории, заполненной молодыми людьми. Кто-то конспектировал речь лектора, кто-то с отсутствующим видом смотрел в окно, а некоторые спали, опустив головы поверх рук, сложенных на парте. Я догадался, что нахожусь в институте. На парте передо мной лежала открытая тетрадь и ручка, а на коленях оказался рюкзак.

– При расчете запаса прочности кривошипо-шатунного механизма необходимо учитывать…

– Сан Саныч, время, – лектора перебила некрасивая девушка, сидящая в первом ряду.

– А? – мужчина огляделся с удивленным видом, как будто только сейчас заметил, что в аудитории есть кто-то кроме него. Растерянно посмотрел на часы: – Ах да, конечно. Не смею вас более задерживать. Продолжим на следующей неделе.

Убрав тетрадь и ручку в рюкзак, я вместе с другими студентами вышел в коридор. Пока я соображал, что делать дальше, от толпы выходящих студентов отделились два парня и подошли ко мне.

– Что, Степаныч, вчера круто оторвался? – с ухмылкой спросил один из них. – Пришел на автопилоте, всю лекцию храпел так, что стены тряслись.

– Степанидзе, колись, где клубился? – спросил второй.

– Дома, – мой ответ явно обманул ожидания одного парня и развеселил второго.

– Колян, гони полтинник.

– Гад ты, Павлик Морозов, – Колян вздохнул, вытащил из кармана мятую купюру и отдал ее Павлику.

– Вы что, поспорили, где я ночь провел? – меня удивило, что мой досуг был кому-то интересен.

– Ну да, – кивнул Павлик. – Ты вчера так шустро испарился, как будто дело у тебя резко на миллион появилось. Даже пиво не допил.

– Вот я и подумал, что тебя кто-то на тусу вызвонил, – Колян снова вздохнул.

– А кто мог меня вызвонить? – спросил я.

– Черт тебя знает, ты же весь из себя такой загадочный, – Павлик пожал плечами. – Может быть дохлотрахи.