Алексей Максимов - Серебряный омут

– Как там на улице? – спросил он.

– Все туман, и стало мокро как-то, – ответил я уже в ожидании, когда мы пройдем в другую комнату. Юрий Владимирович пошел по коридору и скомандовал мне: «Ну, пойдем!»

Мы зашли в огромную гостиную, на стенах висели портреты каких-то военных. Стены были цвета пожухлой после жаркого лета травы. Серый свет из окон создавал ощущение, что в гостиной тоже висел туман. В центре стоял круглый лакированный стол, вокруг него – такие же деревянные стулья.

– Присаживайся, – сказал хозяин, указав рукой на стул, который стоял спинкой к окну. А сам подошел к шкафу и начал оттуда доставать что-то.

Юрий Владимирович сел напротив, положил на стол толстую папку и рядом с ней небольшую стопку писем, связанных бечевкой. Затем снова встал, куда-то сходил и принес хрустальную пепельницу, графин, в котором было что-то похожее на коньяк, и пару стаканов, судя по всему, тоже из хрусталя. Присел на стул, подтянул рукава своей рубашки и заговорил:

– Кури, если хочешь, а то долго нам сейчас придется разговаривать. Ты не волнуйся только, я сейчас расскажу тебе немного о себе, чтобы ты имел представление, а потом поговорим о Юле… Я, Алексей, работал в специальной службе всю свою жизнь, графологом, и имею некоторые познания, особенно в человеческом почерке. В прошлом году, когда я стал замечать в твоем почтовом ящике письма, которые его начали наполнять, а потом уже и выпадать, я из-за своей доброты поднимал их с пола и складывал у себя дома. Ты извини меня, конечно, что я раньше тебе не сообщил, но черт бы знал, где ты есть.

Затем я написал короткое письмо этой девчонке, о том, что ты не живешь здесь уже долгое время. Потом письма перестали приходить. Прошло несколько месяцев, после Нового года достаю я снова письмо из твоего ящика, гляжу, а рука-то не та, что писала все предыдущие… Вот тут я и решил провести свое расследование, ну не смог я устоять, интрига для меня, ты прости. Ну и начал вскрывать все конверты, читать, раскладывать их по хронологии получения, по почтовому штампу.

После этих слов мне он стал немного неприятен, зачем он все это делал? Но я продолжал слушать. На его лице появлялось выражение вины, он опускал глаза, тяжело выдыхал и делал паузы. Я закурил и налил ему коньяка.

– Себе тоже плесни, – сказал Юрий Владимирович, взглянув мне прямо в глаза, будто затронув мою душу. Мы выпили с ним, он, не скривившись от столь крепкого напитка, продолжил:

– Так вот, эти письма, которые в этой стопке, написаны Юлей… То письмо, которое получил ты, написано ею. Но только, Леш, не в этом году, и не в феврале. Это я дату подписал… Ты прости меня…

Он замолчал и совсем повесил голову. Я достал из кармана свой бумажник, в нем лежало письмо от Юли. Я развернул его, присмотревшись к дате, да, действительно, было видно незначительное несоответствие цвета чернил. Юрий Владимирович встал и пошел к окну. Комната уже наполнилась моим дымом от сигарет, и теперь тусклый свет из окна приобрел силуэт и форму оконной рамы.

– Зачем вы это сделали? Я просто не совсем понимаю, что вы хотите мне этим сказать? – спросил его я, вставая из-за стола.

– Сядь обратно! – рявкнул на меня Юрий Владимирович, как на малолетнего пацана. Я опустился на стул, он прошел мимо меня и исчез в коридоре. Я уж было подумал, что, может, этот человек и действительно не совсем дружит со своей головой, псих какой-то. Но незаконченный разговор и письма, которые лежали на столе, меня остановили. Я потянулся к стопке, начал развязывать веревку, которой они были стянуты. Но тут вернулся он с еще одним конвертом в руках и положил его передо мной.

– Алексей, прочитай только это письмо, те остальные – теперь просто воспоминания. Ты извини меня еще раз, я приписал эту дату к твоему письму для того, чтобы ты приехал сюда, мне нужно тебе было это все показать. – Он налил себе полный стакан, выпил его и снова ушел к окну, за которым тянулся серебряный туман.

Я взял в руки конверт, он уже был вскрыт. Достал из него тетрадный листок в клетку, на нем было две строки: «Алексей, знайте, что Юли не стало 9 июля 2016 года. Можете не отвечать ей на письма. Как же она вас ждала…»

Стул подо мной как будто поплыл, стол начал крениться как на волнах, а ног и вовсе не стало. Я выскочил из-за стола, схватил Юрия Владимировича за плечо и развернул его к себе:

– Что это такое!? Откуда у вас вообще все это!? Почему ты мне сразу ничего не сказал!? – Он стоял и молчал, я бросил это письмо на стол и пошел к выходу. Пока я завязывал шнурки, Юрий Владимирович подошел ко мне, присел рядом и сказал:

– Тебе поехать туда нужно, у меня машина есть, и на вот, возьми с собой их, прочитай их, пожалуйста… – Он отдал мне все письма. Я стоял на площадке перед собственной дверью, в голове роем гудели мысли, ноги подкашивались…

Ранее утро. За окном светлеет, лежу в одежде на кровати, за окном свинцовое небо. Ужасно болит голова и режет глаза, бессонная ночь и горькие чувства давили меня. Взгляд мой неподвижен. Звонок в дверь. Еле заставил себя встать и пройти к двери. Открыл дверь, на площадке стоял сосед.

– Собирайся, пойдем. Машину заберешь, – произнес он. В ответ я чуть кивнул головой.

Мы вышли на улицу, небо плакало. От сигарет уже было тошно, Юрий Владимирович шел впереди меня и ни разу не обернулся. Я плакал, но дождь был таким сильным, что по лицу бежала вода, и только на губах я чувствовал, что это слезы. Юрий Владимирович открыл гараж, там стояла мазда-«шестерка» года десятого или одиннадцатого, темно-серого цвета. Он открыл дверь и запустил мотор.

– Сейчас вернемся домой, ты пойдешь собираться, а я пока найду телефон друга своего, который поможет тебе переправиться на пароме вместе с машиной в Заозеро.

Блестели фары встречных, иногда дворники сталкивали капли, а те, собравшись в струю, бежали вверх по стеклу. Позади на скорости поднималась водная пыль. Колеса оставляли сухой след на мокром асфальте, который постепенно заполнялся водой Погрузившись в свои воспоминания, я увидел ее…

Она снова у окна, ее волосы, которые обычно пахли прохладным воздухом, знаете, таким, как после долгой жары пронеслась гроза, и он наполнился ароматом прохлады, грозовых раскатов и полевых цветов. Юля смотрела на мерцающие огни города и о чем-то втайне мечтала. Я иногда звал ее из другой комнаты, а она молчала и не отзывалась, зачем она это делала, не знаю. Но знаю точно, когда я находил ее в темной комнате, то просто замолкал, да и, честно, забывал, зачем я ее искал. И в этот раз я снова просто тихо подошел к ней, обнял. Она прильнула ко мне, я таял в эти моменты… В ее глазах блестели огни, они наполнялись ночью, и эти блики казались звездами в маленьких галактиках. Наше молчание могло продолжаться часами, даже дыхание будто замирало.