Дмитрий Федосеев - Мрачная ночь

Впрочем, в наших краях такая погода не была чем-то из ряда вон выходящим. Поэтому привыкать не приходилось. Было неприятно только то, что по пути к моему новому месту работы, не удалось рассмотреть тихую станицу в свете дня. Все шесть чувств были прикованы к нелегкому пути между ледяных сугробов.

Всё же шмякнувшись под конец разочек на пятую точку, я довольно быстро добралась до полуразваленного здания. Я остановилась около автобусной остановки – метрах в ста от входа на территорию больницы, и с каким-то смешанными чувствами воззрилась на её неприветливые корпуса.

Архипелаг зданий был окружён полусухими тополями – столь популярными в советские времена неприхотливыми деревьями. Высоченный забор со временем в некоторых местах покосился, но всё же исправно нёс свою службу. Окна и двери на многих корпусах были заколочены досками, а некоторые оставались разбитыми. Старый КПП, который использовался ещё при строительстве лечебных сооружений остался без крыши и половины задней стены. Впрочем, «новый» контрольно-пропускной пункт, ведущий как раз к трассе и остановке тоже выглядел весьма плачевно. На его прохудившуюся шиферную крышу было накидано немало кирпичей, которые прижимали не желавшие оставаться и давно отработавшие свой срок листы. Не внушал доверия и основной корпус – самое крупное здание комплекса. Большинство окон восточного крыла тоже были заколочены чёрными, как большинство страниц моей жизни, досками. Западное крыло и вовсе стояло всё в пропитавшейся насквозь копоти от старого пожара. Лишь центральная часть когда-то могучего здания сохранила более или менее пригодный для деятельности человека вид. Да, фасадная штукатурка то здесь, то там обвалилась. И оконные рамы были старенькими и, наверняка, своими гнилыми щелями пропускали холодный воздух. Но, в отличие от своих соседей, от неё не веяло такой же безжизненной безысходностью.

Постояв ещё немного, я шагнула навстречу бесконечному ужасу и отчаянию. Но тогда я не могла этого знать…

* * *

Кабинет главврача оказался довольно уютным и обжитым. Было видно невооружённым глазом, что его хозяин проводил здесь немало времени. Потолок и стены были свежепобеленными, как, впрочем, и в коридоре больницы, а в паркете имелись побитые изъяны, из чего следовало сделать вывод, что доктор не злоупотреблял своим положением и уделял своему кабинету столько же времени, сколько и всей больнице.

Только оконная рама была более тщательно замазана специальным составом, который не пропускал влагу и холодный воздух. Оно и понятно: довольно не просто сосредоточиться на работе, когда тебе в спину дует ледяной ветерок, пробирающий до костей.

На этом сходство с лечебным зданием заканчивалось. На подоконнике по-домашнему стояли в небольших горшочках какие-то цветы. На стенах, слева и справа висели интересные репродукции масляных картин, на большинстве из которых были изображены прекрасные пейзажи. Рядом со входом стоял потёртый, но довольно мягкий диван, а в другом углу, рядом со стеклянным шкафчиком, в котором хранились всякие медикаменты, приютилось небольшое кресло. В центре же комнаты величественно возвышался массивный, украшенный разнообразными узорами стол. В тон ему рядом стоял такой же тёмно-коричневый ни то стул, ни то кресло.

Обе вещи, как и стоявшая на столе зелёная лампа, явно являлись антиквариатом, и, если их немного привести в порядок, можно было продать за неплохую сумму. Поэтому они не вписывались в общее довольно-таки простенькое убранство комнатки и заставляли задуматься.

От мыслей меня отвлек другой интересный факт: на столе в рамках стояли фотографии с датами съемки. На одном фото от 01.01.1988 была с счастливая пара с бенгальскими огоньками, встречающая Новый год. На фоне елки у девушки виднелся беременный животик, за который поддерживал свою половинку мужчина в очках, очевидно сам главврач. На втором фото от 29.01.1988 был новорождённый ребёнок, с миленьким личиком, который удобно устроился на чьих-то заботливых руках. Понять мальчик это или девочка было непросто. Третье фото было от 01.09.1993. На нём первоклассница, о чём свидетельствовал соответствующий картонный значок, расположившийся слева на груди счастливой девочки, как и её родители, стоявшие позади, улыбалась так широко, насколько это возможно. От этого снимка прямо веяло любовью и заботой.

Однако, фотографии поновее отсутствовали, как я не старалась найти их своими разными глазами. Следовательно, оставалось два возможных развития событий: либо это счастливая семья вдруг распалась, не сумев жить друг с другом, во что верилось слабо, либо…

– Они погибли, – тихий и спокойный мужской голос прозвучал для меня, как гром среди ясного неба, и я едва не выронила фото в рамке.

– Простите, мне не следовало так много любопытствовать, – я аккуратно опустила столь дорогую для главврача вещь на прежнее место.

– В любопытстве нет ничего зазорного. Главное с ним не перебарщивать. В конце концов, у каждого человека есть свои секреты, которых он не хочет открывать никому.

Я лишь кивнула.

Стоявший напротив меня человек имел короткую стрижку со знатной проплешиной, что говорило о его немалом возрасте. Одет он был очень аккуратно: в белую наглаженную рубашку и черные классические брюки. Сверху, как и полагается, был накинут буквально только что накрахмаленный медицинский халат. Едва удерживаясь, на кончике носа у мужчины в возрасте висели поношенные очки. Вид доктора говорил о основных чертах его характера: обязательности, пунктуальности и осторожности. Такой человек сначала семь, а то и все четырнадцать раз отмерит и лишь потом отрежет.

Неторопливым и каким-то благородным жестом он пригласил меня присесть на диван, напротив его стола. Сам же прошёл к небольшой тумбочке, стоявшей у окна, и, плавным движением открыв крышку электрического чайника, поинтересовался:

– Не желаете ли чашечку чая или, может, кофе?

Я, пытаясь не обидеть старика и соответствовать ему в поведении и воспитании, чинно опустилась на диван и, сославшись на то, что только с утра выпила чудесного напитка, вежливо отказалась.

– Итак, – старик опустил пакетик ароматного чая в свою кружку и начал медленно заливать его кипятком, – Анна, – он ещё немного помедлил, словно что-то вспоминая или взвешивая свои следующие слова, – Вы хотите у нас работать?

– Да.

Он глубоко вздохнул:

– Не хочу показаться бестактным, но зачем? Ведь, насколько я понял, у вас есть и другое место жительства, а, следовательно, и выбор. Есть же и другие медицинские учреждения, которые много лучше, чем в этой… станице.

Тут я не нашлась, что ответить. Я то и сама не совсем понимала, зачем сюда приехала и уж тем более, зачем пошла устраиваться на работу в учреждение, инцидент в котором разрушил всю мою жизнь. Лишь какое-то смешанное чувство интуиции и надежды толкало меня вперед. Будто это могло помочь мне забыть случившееся и, наконец, отпустить тех, кто преследует меня во снах уже долгих тринадцать лет.