Марина Сливко - НЕреальность

Бывает ли у вас такое, что при общении с определенными людьми просыпается какое-то десятое чувство, сигнализирующее об опасности этакими звоночками? Так вот, при общении с моим новым партнером по спектаклю – а звали его, кстати сказать, Максим – у меня внутри просто набаты гудели.

Вначале я была на постоянном взводе из-за этого неясного чувства опасности, потом немного попривыкла. Уже и не замечала порою этих колоколов. И то сказать: человек быстро ко всему привыкает!

Но время шло и делало свое дело. После полугода репетиций мы блестяще отыграли премьеру нового спектакля. Нас пригласили на театральный фестиваль в соседнюю область, где мы феерически блистали и получали всевозможные награды и дипломы. Наши фото публиковали в местных и республиканских газетах. Мы вдруг почувствовали себя чуть-чуть прикоснувшимися к этой неуловимой таинственной силе под названием «популярность»! Пять человек, задействованных в пьесе, слились в некий единый отлаженный организм, и это дало свой результат.

И вот именно в той фестивальной поездке, когда мое чувство опасности полностью притупилось, произошел первый случай, немедленно вернувший к жизни все мои подозрения.

– Люди! Я просто умру, не доживу до утра! – заявила наша горе-актриса Верочка в один прекрасный момент, обозначенный стрелками часов в гостиничном номере чужого города двумя часами ночи.

Эта дамочка неопределенного возраста с очень выигрышной внешностью маленькой статуэтки и с полным отсутствием интеллекта постоянно доставляла нам море хлопот. В тот вечер она приняла немереное количество красного вина, якобы для снятия стресса, затем закатила нам концерт с морем слез по поводу загубленной своей жизни, а в итоге вдруг вспомнила о том, что забыла купить себе сигарет, и заявила, что теперь просто не доживет до утра.

– Какие вы актеры, – бесновалась она, – если никто из вас даже не курит! Чистоплюи! Непьющие, некурящие чистоплюи! Не понимаю вас! Пустите меня! Я найду в этом гадком городке хоть одного торговца сигаретами! Райцентр – и ни одного «ночника»! В каком они веке живут? Деревня!

– Она не успокоится! – шепнул мне Максим, отозвав в сторонку. – Я спускался к дежурной, но это же заводская гостиница – у них ничего нет табачного. Я выйду в город. Тут есть точки, где можно купить всё, вплоть до травки.

– Хорошо, – ответила я.

Но, вспомнив о его молодой жене и маленьком сыне, вдруг добавила:

– Только я пойду с тобой! Одному в два часа ночи в чужом городе…

Мне показалось, что Максим обрадовался моему предложению, хотя тут же снисходительно смерил меня с головы до ног и подзадорил:

– А с тобой мне будет безопаснее, по-твоему? Ты, наверное, на курсы самообороны ходила?

– Нет, не ходила, – произнесла я уже не так самоуверенно, – но, сам знаешь, такого голоса, как у меня – сам иерихонской трубой обзывал, – нигде не найдешь. Так я хоть шум подниму, если что.

– Хорошо, пошли, – сказал он быстро, едва перекрикивая завывания нашей страдалицы.

Шли мы совсем недолго, по каким-то темным проулкам, вдоль обшарпанных двухэтажных домов и заросших кустарником развалин. Но даже это не пугало меня так, как та уверенность, с какой шел мой поводырь! Чувствовалось, что он был в этом забытом Богом уголке чужого города не один раз.

Наконец, мы подошли к давно потерявшему остатки штукатурки трехэтажному зданию, помеченному выцветшей табличкой «Общежитие». По дороге я засыпала спутника вопросами, но в ответ получала только гробовое молчание. В итоге я уже не решилась поинтересоваться у Макса, знает ли он, куда мы вообще пришли. Было видно, что знает.

В фойе, чуть освещаемом через грязное окно луной вкупе с умирающей в конце коридора лампочкой, у столба стояла какая-то подозрительная парочка.

Макс подошел к полупьяной девице и что-то спросил. Та, как я поняла, не только поддерживала собой наряженный в спортивный костюм и пребывавший в анабиозе «шкаф», но также исполняла по совместительству обязанности вахтера. Она милостиво кивнула моему спутнику, и тот уверенно подошел к ближайшей двери.

Я с удивлением наблюдала за тем, как Макс нажимал на звонок: он не просто звонил, а будто морзянку какую-то выстукивал. Дверь открылась. Из нее выплыл до отвращения благообразный дядечка – весь такой светленький, с пучком длинных русых волос, аккуратно прилизанных и стянутых резинкой, в холщовой рубашке до колен, будто позаимствованной из фильмов о дохристианской эпохе на Руси. Он перекинулся несколькими фразами с ночным гостем и сделал знак девице-вахтеру. Та сразу достала из перекошенного стола, перегораживающего вход в коридор, две пачки сигарет.

Но что стало с моим спутником! Прямо на глазах он из уверенного, гонористого парня превратился в потупившего взгляд школьника. С виноватым видом он выслушивал монотонный шепот тщедушного старичка и отвечал ему сбивчиво и неуверенно.

Я чувствовала: что-то не так во всей этой ночной истории! И место, и люди явно не были обыкновенной точкой по продаже сигарет и спиртного в неурочное время. Что-то в них меня не просто пугало, а сбивало с толку и повергало мое сознание в какое-то помрачение. Голова затуманивалась и кружилась, так что я практически съехала спиной вниз по колонне, к которой предусмотрительно прислонилась.

Вдруг холщовый дядечка обернулся и посмотрел на меня в упор. Ох, какие у него были глаза, все расставившие по местам: глаза коршуна, завидевшего легкую добычу! Такого демонического взгляда я никогда прежде не видела. Мне почему-то подумалось: если бы нам в театр потребовался исполнитель на роль колдуна, то обладатель такого взгляда подошел бы на нее идеально.

Мои колокола с такой силой забили тревогу, что я вырвалась из тумана и начала неожиданно для себя самой шептать одними губами молитву «Отче наш», а следом за ней давно забытый заговор, который передала мне когда-то моя бабушка-знахарка. Говорила она, что этот заговор от волков и надо читать его, если идешь ночью через лес. Тогда я никак не могла понять, почему заговор от волков, а слова в нем были: «Шел Господь через три леса, не встретил никакого беса…» – и всё в таком же духе, а в конце: «Бес, не увидь меня!»

Ястребиные (или волчьи?) глаза Холщового вспыхнули вначале голодным блеском, через некоторое время – удивлением, потом ненавистью и, наконец, потухли, будто потеряли меня из виду. И я вдруг поняла скрытый смысл бабушкиного заговора.

Дальше все события просто скомкались в одну минуту. Холщовый сунул сигареты Максу и пропал за своей дверью. Мы тут же вышли и вскоре были в номере гостиницы. Наша Верочка, получив долгожданный табачный допинг, сразу угомонилась и уснула. За ней последовала и вся труппа, разбредясь по своим номерам.