Алекс Бранд - Выбор. Иное

Тишина сгустилась еще больше, до звона в ушах. Почувствовал, как сердцебиение тяжело отдается в висках, на лбу выступил пот. Лицо в зеркале, его исказила жалобная гримаса, не моя… Как он хочет, чтобы я остался, никуда не пошел… Вдруг зеркало исчезло. Вижу Роберту. Вот подходит к окну, за ним уже глубокая вечерняя темнота. Никого. Смотрит. Долго смотрит… Никого. Она возвращается к столу, там накрыт ужин на двоих, уютно горит лампа. У губ ложится горькая складка, по щекам медленно текут слезы… Тихий вкрадчивый шепот…

– Эти слезы – не о тебе, а обо мне. Она сейчас ждёт меня, не тебя. Со мной она хочет ужинать, не с тобой.

Молчание. Шепот становится все убедительнее, слова о том, чего страшусь больше всего… Бьющие в самое сердце…

– Она любит меня, видит меня. Не тебя. А когда узнает правду – каким ужасом исказится ее лицо, подумай об этом… Ты для нее – мой убийца, ты похитил мое тело. Роберта никогда тебя не полюбит, она возненавидит тебя. Вот такая она – любит только один раз, только одного. Меня. Несмотря ни на что. Берта уйдет, навсегда. И что тогда ты будешь делать? Годы одинокой беспросветной жизни в чужом враждебном тебе мире… И где-то – она, не желающая тебя даже видеть. Представил? Ведь представил и знаешь, что будет именно так. Зачем тебе это? Зачем эти бесполезные страдания? Не иди. Задерни занавески, погаси свет… Ложись, укройся с головой. Засыпай, засыпай… И все закончится, мы все, каждый – пойдем своей дорогой… Своей.

Медленная тихая слеза на щеке… Тихий вкрадчивый шепот… Я больше не могу смотреть… Не могу, не хочу слушать! Не могу! Этого не будет, мразь! Картина исчезает, шепот замолкает, и снова вижу лицо. Жалобного ожидания больше нет, губы сжаты, глаза… Мои глаза, мой взгляд. Тебя больше нет, крыса! Это лицо теперь – мое! Все здесь – мое! Роберта – моя! Моя! И все, что будет или не будет – это только между ней и мной! Слышишь? Все меня слышат? Ты, кто меня сюда перенес, ты ведь тоже слышишь! Мой шепот, со свистом вырывающийся из перекошенных судорогой губ, ладони упираются в стену, лицо к лицу… Я и… Я.

– Если я почувствую, что ты пытаешься вмешаться… Вернуться…

– Ты не посмеешь. Не сможешь.

– Ты знаешь, кто я?

– Да.

– Я посмею? Я смогу?

Молчание.

– Ты понял меня, Клайд.

В тишине комнаты раздается звук удара, так лезвие пробивает дерево. Еще несколько секунд смотрю в свое отражение. Молча поворачиваюсь и выхожу на улицу. В середине стола покачивается нож для писем, доска пробита насквозь. Безжалостный удар пригвоздил небольшую фотографию весело смеющейся девушки в изысканном вечернем платье.

Быстро иду уже знакомой дорогой по улицам, заливаемым вечерними сумерками. Шляпа низко надвинута, никого сейчас не хочу видеть, ни с кем не хочу здороваться. Потом, все потом. Роберта там, наверное, думает, что не приду, уже стемнело, а меня все нет. Вижу кондитерскую, еще открыта, взять пирожных? Нет, не сейчас, не задерживаться. Становится прохладно. Вот и ее улица. Темно на ней, редкие окна горят кое-где. Вот и знакомый дом, солнышко, я пришел. За окном виден силуэт, останавливаюсь поодаль, приглядываюсь. Сидит за столом, как и вчера. Вот встала, походила немного, подошла к окну, осторожно выглянула. Опустила голову и вернулась за стол. Огляделся по сторонам, осмотрел улицу, пока никого. И через мгновение Роберте в стекло летит камешек. Послал почти c двадцати метров, ближе подходить рискованно, не все еще легли, да и Гилпины, скорее всего, не спят. Вчера я заявился куда позже. Судя по звуку, я чуть не высадил Берте стекло. Ещё один круговой взгляд, никого. И броском пересек улицу, выпрямился, прижавшись к стене, легонько стукнул по раме. Я – здесь! Я!

– Клайд, это ты?

Окно уже открыто, лицо Роберты смутно белеет в полумраке.

– Берта, можно лезть, все в порядке?

– Давай, только очень тихо.

Да, Гилпины еще не спят. Быстро и бесшумно втягиваю себя в окно, попадаю прямо в объятия.

– Милый, я так рада!

– Берта, свет! С улицы видно…

И пригибаю нас к полу.

– Давай пригасим немножко, ладно?

Роберта убавляет накал лампы, а я задергиваю занавески. Вот, закрылись и затаились. Поворачиваемся друг к другу и не знаем оба, что сказать, слова вдруг потерялись. Роберта робко улыбается и показывает на стол. Там накрыт ужин, чувствую аппетитный запах чего-то мясного. Милая… Все, как в видении у зеркала. Кроме слез. Ведь я пришел и той картины – не будет. Не будет! Как же он боялся, что я приду сюда, как не хотел этого… Ведь если он прав – зачем меня удерживать? Наоборот, дай прийти, признаться, получить свою ненависть. И уйти обратно к себе, забыть. Ложь. Все, что он сказал – ложь! А правда в том, что после сегодняшнего вечера – все станет иначе, появится новый мир, новая жизнь. И места в ней ему – не будет. Не будет!

– Вот, подумала, ты опять голодный придёшь и мы поужинаем.

– Я страшно голодный, Берт, ты умница.

Слегка напрягшееся лицо Роберты при этих словах расслабилось, улыбка стала смелее, она боялась сделать что-то не так… С половины хозяев донёсся приглушённый разговор, засмеялись. Кивнул в ту сторону.

– Не спят ещё?

– К ним гости приехали, из Сиракуз, какие-то родственники. Они и меня звали, еле отговорилась, сказала, что устала.

Роберта вдруг легко коснулась моего плеча, шепнула.

– Клайд, я сейчас.

Подошла к кухонному шкафчику в углу, открыла створки и что-то бережно достала. Вернулась с большим тяжёлым на вид свертком, осторожно положила его на стол. Я заинтересованно присмотрелся, подойдя поближе. Заглянул Роберте через плечо, почувствовал тепло, запах волос. Ее руки дрогнули, она тоже почувствовала меня, замерла. На мгновение закружилась голова, захотелось ее обнять, прижать к себе, зарыться лицом… Шепнул ей, чтобы как-то снять возникшее между нами напряжение… Ожидание…

– Что это, Берт?

Она вздохнула, словно очнувшись, медленно, словно не решаясь, развернула тяжёлый трехзвенный футляр темно-синего бархата, вытертого на сгибах. В свете тусклой лампы мягко забликовало старое полированное серебро. Вот оно что… Смотрю на его содержимое. Долго. Поднимаю взгляд, Роберта молча смотрит на меня, ее глаза лучатся тем же вчерашним нездешним светом.

– Бабушкино?

– Да, Клайд. Мама дала мне с собой, сказала, приданое…

И смущенно пожала плечами, улыбнувшись, подошла ко мне.

– Клайд…

– Что, солнышко?

– Ты не думай, я ничего такого не имела сейчас в виду…

– Шш, не надо так, Берт…

– Нет, ты послушай…

– Слушаю.

– Просто захотелось тебя встретить вот так. Ужин… Лампа… Бабушкины ножи и вилки…

– Ты очень правильно все сделала.

Роберта, решившись, осторожно обняла меня, как будто сомневаясь, опасаясь чего-то. И я так же осторожно отвечаю на это объятие, мы оба боимся что-то сделать не так, словно… Как будто мы незнакомы и ищем пути, ниточки друг к другу. И не хотим случайно разорвать те, что между нами уже протянулись. Так и стоим возле стола с нетронутым ужином.