Алекс Бранд - Выбор. Иное

– Конечно, я все сделаю, – она зашла внутрь и по-хозяйски заняла мое место. Стало тоскливо, вернусь ли сюда вообще? Поединок в разгаре и исход очень неясен, Гилберт в ярости. И кто за язык тянул с этим Принстоном? Переговорщик, твою мать…

– Итак, Клайд, мы вас слушаем. Говорите вы красиво, но пока это только слова. Излагайте ваши таинственные соображения. Лигет, останьтесь!

Я подошел к выходу в цех и сделал приглашающий жест. Мы вышли к девушкам и я начал обход.

– Последние недели я наблюдаю, разумеется, не за счет основных обязанностей, за тем, как распределяется рабочее время девушек.

Как раз во время этого вступления я поравнялся с Робертой. Услышав про «последние недели», она сделала круглые глаза от удивления. И прыснула от смеха, поняв, что я делаю. Украдкой показываю ей кулак, она утыкается в воротнички, плечи ее трясутся. Ну, я тебе задам, девчонка…

– Иными словами, я хотел узнать, нет ли неоправданных простоев, замедлений работы.

– То есть, нет ли нарушений дисциплины, не ленятся ли девушки? – дядя остановился и стал присматриваться к тому, как работает Марта. Ты на что там загляделся, а?

– О, нет, проблем с дисциплиной у нас нет и не было.

– Тогда о чем идет речь? – нетерпеливо спросил Гилберт. Интересно стало?

– Речь о том, что я заметил остановки в работе, вызванные не ленью, не нерадивостью.

Делаю паузу.

– Чем они вызваны, Клайд?

И вам стало интересно, мистер Грифитс?

– Болью, дядя.

– Чем?

Он явно обескуражен.

– Болью. Усталостью. Болью в спине и руках, усталостью в глазах.

Гилберт пренебрежительно усмехнулся.

– Тоже мне открытие, работницы устают… Ради этого мы тут тратим свое время?

– Работницы могут уставать меньше и производить больше, их руки могут работать с меньшей болью и не делать остановок посреди рабочего процесса, Гилберт.

И усмешка медленно исчезла с его лица. Резко я… Но пора ставить себя.

– Поясни еще раз насчет остановок работы, Клайд.

Гилберт удивленно посмотрел на отца, я тоже. Он обратился ко мне на «ты». Впервые. Не расслабляться.

– Сюда идет поток воротничков, около ста тысяч в день, так?

Дядя вопросительно взглянул на сына, Гилберт кивнул.

– Очень важно, чтобы процесс был ровным и непрерывным. Каждая работница штампует около четырех тысяч воротничков в день.

Говоря это, я начал неспешно прохаживаться по цеху.

– Рабочий день составляет девять часов или пятьсот сорок минут. Таким образом, средняя поминутная выработка составляет около семи воротничков.

Лигет достал блокнот и ручку, ничего себе проняло. Смелый он, однако.

– Когда работница останавливается хотя бы на минуту, это минус семь воротничков из ее возможной выработки в этот день.

– На сколько останавливается работница в день, ты подсчитал?

Дядя подался вперед, он уже все понял. Ну, девочки, простите. Ничего личного.

– В среднем простой составляет около часа.

– Лигет!

Начальник цеха лихорадочно начал подсчет. Он тоже уже все понял. Дядя нетерпеливо посматривает на его блокнот. Я деликатно молчу. Роберта восхищенно на меня смотрит, забыв про всю нашу конспирацию. Кулак показан вторично. Но при этом сердиться на нее совершенно не хочется, ведь этот лучащийся взгляд, этот румянец на щеках, эта улыбка – мне. Мне!

– Более десяти тысяч в день, мистер Грифитс.

Лигет вытирает выступивший на лбу пот.

– То есть мы теряем пятьдесят тысяч воротничков в неделю или двести тысяч в месяц?

Лигет молча кивнул. Гилберт ничего не сказал.

– Не теряем, дядя, – позволяю себе вмешаться.

– А что же?

– Мы их недополучаем. Если бы не этот простой, девушки могли бы вырабатывать больше.

Все, меня тут возненавидят… Переживу.

– Так. Хорошо. Теперь изложи причину простоя и почему бы мне не выгнать всех работниц и не набрать новых, порасторопнее.

Грифитс-старший шумно выдохнул воздух и грозно посмотрел на девчонок. Те дружно опустили головы и постарались уйти в работу. Получалось ни шатко, ни валко.

– Выгонять бессмысленно, новые работницы также будут простаивать этот час.

– Почему же?

Уфф… Проняло железную душу, Гилберт вмешался. Не радуемся, рано.

– Потому что вы замените людей, но не замените то, на чем они сидят и на чем они работают.

– Ты хочешь сказать…

Все. Это Гилберт. На «ты». Я выиграл.

– Да, я хочу сказать, что если сделать стулья удобнее, столы пониже, свет помягче – работницы перестанут страдать от болей в спине, усталости в руках и жжения в глазах. И не будут простаивать по часу в день. Более того, повысится и текущая поминутная выработка, не буду слишком смел, если заговорю не о семи, а о десяти-двенадцати в минуту.

И я набрался нахальства и посмотрел на мистера Лигета, кивнув на его блокнот. Он послушно углубился в подсчеты. Все терпеливо ждут.

– Около ста пятидесяти тысяч в день.

Дядя и Гилберт переглянулись. И оба посмотрели на меня. Лигет нервно затеребил блокнот.

– Клайд, всего лишь переделать стулья, столы и лампы?

– Да.

Ответил коротко и максимально уверенно.

Гилберт подошёл ко мне вплотную и посмотрел в глаза.

– И ты, конечно, готов поручиться за результат?

И я бесстрастно отвечаю ему.

– Нет, не готов.

Удивления он уже не скрывает.

– Не готов, но предлагаю попробовать. Если я неправ – вы решите, что со мной делать.

– А если прав? – дядя кладет руку мне на плечо и разворачивает к себе.

– Вы решите, что со мной делать.

– А ты наглец, – старший Грифитс поворачивается к Гилберту, – ну, что, выгоним его?

– А мы посмотрим на результат его «соображений».

– Значит, так тому и быть, сын.

Грифитс прошелся вдоль столов, приглядываясь, слегка пожал плечами. И вдруг спросил Марту…

– Милочка, вы сильно устаете на штамповке? Может, болит у вас что-нибудь?

Ах ты… Я затаил дыхание. Гилберт подошёл ближе. Марта переводит взгляд с одного на другого. И молчит.

– Она скажет, что все в порядке, дядя, – успел вмешаться, пока не заговорила сама, – они все скажут, что все хорошо. Никто не хочет терять работу.

– Да, ты прав, их ответам доверять не стоит, – сказал Грифитс, подумав, – хорошо, начинай перестраивать отделение. Гилберт, Лигет, содействуйте и держите меня в курсе. И, Клайд, на эти выходные приходи на обед, поговорим еще, я пришлю приглашение с точным временем.

Оо, черт… Хорошо, Берта это слышит сама и не решит, что и я теперь бегаю от нее «к дяде на обед». Но что же делать? У нас совсем другие планы…

За этими мыслями не заметил, что дядя и Лигет уже вышли, о чем-то разговаривая, и ко мне подошёл Гилберт.

– Пройдемся немного, Клайд?

– Давай, милый, рассказывай мне все-все.

Роберта подперла ладошкой подбородок и с улыбкой приготовилась слушать. Тихий вечер за плотно задернутыми занавесками, уютно в треть накала горит лампа. В комнате полумрак, освещен стол, на нем наш уже привычный чай и пирожные, все-таки я зашел по дороге в кондитерскую. Как же хорошо… На Берте ее домашнее платьице, то самое, бежевое с полосками, что было надето на ней в первый вечер, когда я к ней так неожиданно ввалился. Чудные пушистые волосы так же, как и тогда, светятся под лампой каштановым ореолом.