Евгения Райнеш - Прах херувимов

– Дверью ошиблась. Аида обещала договориться, что меня пустят в тренажёрный зал, когда будет сончас. В это время народа немного.

– А Аида у нас кто?

– Я ж говорю: мамина старинная подруга. К которой каждый год приезжаю. Аида тут работает и всех знает. Она же и договорилась, чтобы мне позаниматься на тренажёрах.

– Хорошо. Вот ты зашла… И?

И Яська в который раз повторила, как она зашла и что увидела.

– Ужас, ужас, ужас, – с выражением произнесла Яська, демонстрируя, какое лицо у неё стало в тот момент, когда она открыла дверь кабинета.

Геру её рассказ явно впечатлил. Он весь подался вперёд, боялся упустить хоть слово. Ни разу не перебил Яську, хотя она зашла уже на третий круг.

По Ларику же было сложно понять, что он думает. Как всегда. Его выцветшее лицо не выражало никаких эмоций. Непроницаемая маска прозрачного взгляда за стеной длинных, но почти невидимых белобрысых ресниц.

– И судмедэксперт сказала, что он в буквальном смысле слова захлебнулся в стакане воды.

– А с чего эксперту тебе докладывать о том, что случилось? – недоверчиво и даже немного разочарованно спросил Гера.

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Всё-таки я последний человек, который видел его живым. Или… почти живым. Вернее, совсем умирающим. Мастер, ну?

Яська требовательно посмотрела на Ларика.

– Скорее всего, она входила к тебе в доверие, – тот наконец-то подал голос. – Я читал, что следователи часто так делают. Чтобы ты расчувствовалась и выложила всё как на духу.

– Что я ещё могла выложить?! – у Яськи вытянулось лицо.

– Например, что держала одной рукой за глотку этого перца, а другой лила ему в горло воду.

– Ты чего? Зачем мне это?

– Из ревности? – предположил Ларик. – Может, ты – брошенная им женщина, от которой он сбежал в наш город. Преследовала его, нашла и… того…

– Я его видела первый и теперь уже точно последний раз в жизни.

Девушка растерялась и даже не поняла сразу, что мастер просто подшучивает над ней. За зиму она отвыкала от его своеобразного чувства юмора. Хотя Яська знала Ларика сто тысяч лет. Каждый июнь, с тех пор как ей исполнилось пять лет, девочку отправляли в этот небольшой приморский город. Семья Ларика жила напротив дома Аиды, маминой подруги юности. Он был привычным атрибутом её жизни, причём именно летним атрибутом, как солнечные очки, купальник и масло для загара. Яська и представить себе не могла каникулы, в которых бы не присутствовал Ларик.

Она метнула в него многозначительный прищур.

– Просто предполагаю, – Ларик под многообещающим взглядом пошёл на попятную. И продолжил уже серьёзно. – Случай, конечно, странный. Я вообще не представляю, как можно умереть от глотка воды. Ну подавиться там, прокашляться… И всё! А тут… Словно какие-то демонические силы вмешались в человеческую судьбу. Вот и не верь после этого в инферно!

Ларик с Яськой понимающе переглянулись.

Существовало между этими двумя нечто, что позволяло общаться без слов. Изначально они были странными одинокими детьми, поэтому и подружились сразу же, как только почувствовали эту инакость друг в друге. Есть такие дети – с мудрыми глазами, интересные в общении даже взрослым, воспитанные, но почему-то очень одинокие. Им никогда и в голову не придёт напроситься в весёлую компанию, они сторонятся людных мест, глупого пустого шума и бесцельных телодвижений.

А Яська ещё и родилась настолько неуклюжей, что любое её участие в активном действе обрекало это самое действие на провал. Одинокая девочка с нетерпением ждала каникулы, чтобы увидеть своего летнего приятеля. Её мама даже некоторое время боялась, что Ларик – «воображаемый», поскольку читала много научных статей по психологии, и в них говорилось, что такие нереальные друзья выдумываются одинокими детьми. Психологии мама предавалась с такой же страстью, как некогда восточным танцам, из-за которых Яська и получила своё странное имя.

Но Аида рассмеялась в телефонную трубку на мамины тревоги. И заверила, что Ларик совершенно реальный, хотя и похож на призрака: блондин до прозрачности.

Ларик в свою очередь слякотными южными зимами вычёркивал дни в календаре, который так и называл «Яськиным». Он ждал, когда нескладная девочка громко заорёт у него под окнами: «Ларик, выходи!».

Как-то в их тесный дуэт втиснулся Гера. Тогда ещё розовощёкий, круглый и неповоротливый. Трудно было даже представить, что когда-нибудь из этого пухлого увальня вырастет крепкий дылда с глубоким мужским баритоном и блестящими накаченными плечами. И их дружба продолжалась уже много-много лет. С тех пор как они играли в «найди покойника» с дохлой вороной в глубине сада, заботливо ухоженного Лариковой мамой.

Яська, Ларик и Гера. Они втроём каждый вечер устраивались на веранде. Летняя такая компания. Вели беседы, потягивая виноградное вино, которое больше напоминало забродивший сок по сладости и отсутствию характерного алкогольного привкуса.

Вино Ларик делал по собственной технологии, а изабелла обвивала навес над их головами, вызревала, наливаясь соком и их разговорами. В сентябре ягоды винограда можно будет срывать и бросать в рот, не сходя с места. Но до сентября ещё далеко, и Яська не знала, как этот приморский городок выглядит осенью. Когда заканчивались каникулы, она возвращалась домой. Так что срывать виноградные спелые кисти Ларику с Герой придётся без неё.

Но это будет ещё не скоро. Пока стоял один из тех прекрасных вечеров, когда лето уже созрело, но ещё не начало выцветать, перевалившись за середину. Чудесная предзакатная томность разливалась по округе. Мальчишки устроились на плетёных креслах, а Яська – на нагретых солнцем перилах, окружающих веранду.

К их компании сегодня примкнул Тумба – мохнатый, нечёсаный, но очень добродушный пёс неопределённой ласковой породы. Он давным-давно жил на этой улице и сам себя назначил общим любимцем. Ничейным, в смысле независимым.

Хотя на зиму его приглашали то в один, то в другой дом на постоянное место жительства, Тумба понимал, что доля любви, ласки и еды многократно возрастает, если тебя членом своей семьи считает целая улица. И, несмотря на известную истину, что у семи нянек дитя без глазу, псу ни разу не приходилось переживать тяжёлые времена. Может, он от рождения был счастливчиком, а может.… Впрочем, скорее всего именно это первое и самое верное обстоятельство определяло характер его вольной, а вместе с тем сытой жизни. Потому что иного объяснения просто не существует.

Тумба придавал традиционному собранию определенный уютный настрой. Он валялся под тенью изабеллы, щурил заросшие густой чёлкой глаза и лишь иногда предупреждающе ворчал, когда кто-нибудь нарушал чрезмерными эмоциями это спокойное и справедливое течение времени. Яське же впереди грезилось ещё много-много таких посиделок. Но…