Александр Михалин - Однажды умереть

– Ты красивый. Красивый… Иди ко мне… Ближе, ближе…

И я приближался, не спеша, по сжимающейся спирали, выбрасывая струи секреций в сторону желанной самки. Вскоре самка вся пребывала в облаке зовущей страсти, раздвинула складочки кожи и раскрыла полость, в глубине которой изнемогала икра.

– Иди же, осемени меня… Иди же… Приди!

Она вся напряглась и ждала. Я бросился к ней. Молока, семенная жидкость, вскипала во мне и готова была выстрелить.

Но густая, желтоватая от насыщенности, капелька яда тусклой жемчужинкой выступила на клювике самки. Я будто натолкнулся на невидимую стену, встал и замер. Всё во мне упало.

Происходящее вдруг прояснилось для меня. Самка задумала поцеловать меня ядом и парализовать в момент экстаза, в предельном возбуждении. Она насладилась бы мной, тугая струя молоки влилась бы в неё, в оргазме оплодотворилась бы икра. И нахлынула бы вспышка восторга… А потом я, неподвижный, стал бы её добычей. Что бы она со мной сделала? Съела? Очень возможно. Отгрызла большой кусок, несколько щупалец, что-нибудь оторвала, пока бы я не очнулся и не смог вновь двигаться. Я попятился.

– Зачем ты так, девочка?

– Не уходи, не уходи…, – она застонала. – Не уходи-и-и-и…

– Нет, нет, нет… Нет! – я выбросил чернильное облако, ничего не стало видно, и я бежал. Все мои сердца стучали: «Дальше, дальше, дальше от неё».

Только когда её голос замер, я остановился. Я слышал её отчаяние. А ещё я слышал её сладкий аромат, тот аромат, что истек из неё до моего бегства и не успел раствориться. И тут во мне родилась простая досада от неосуществленного: «Что же? Так и уйти?» И я позвал:

– Эй! Ты слышишь меня?

– Что тебе нужно? Трус.

– А ты – коварная сука. Но… Но, знаешь, я тебя всё-таки хочу.

Только после того, как сказал это, я осознал, что действительно все еще хочу её. И я снова позвал:

– Эй. Ты слышишь?

– Слышу.

И молчание. А потом, через какое-то время:

– И я тебя хочу. Иди ко мне. А? Я буду хорошей. Правда, правда. Буду хорошей… Твоей…

Но меня уже невозможно было обмануть. Я решил отдать ей только часть себя. Пусть поглотит. Я иногда поступал так, у меня неплохо получалось.

Я отчленил от себя небольшое, шустрое, очень чувствительное щупальце, все прошитое нитями нервов с утолщениями и узелками, и, содрогаясь от наслаждения, обильно исторг из себя семя в ложбинку между присосками этого щупальца, щупальце сложилось вдоль и спрятало семя в ложбинке.

– Иди к ней.

И щупальце, источая запах любви, извиваясь, как змей, поплыло к самке. Я провожал его довольно долго, до самого близкого безопасного расстояния. Я начал успокаиваться, половой акт, пусть и в усеченном виде, для меня уже случился.

А щупальце, чувственную связь с которым я не утратил на расстоянии, плыло к желающей самке. Я видел её и физически ощущал, как она хотела самца. Щупальце, часть меня, часть самца, а, значит, и само по себе – самец, приблизилось и вошло в неё. Самка раскрылась вся, как огромный, переливающийся всеми красками, цветок, и отдала свою икряную полость во власть твердого, мускулистого щупальца. Щупальце волнообразно дернулось, развернулось и излило из себя тягучую молоку.

Я на расстоянии, через щупальце, живущее самостоятельной, но одновременно и моей жизнью, почувствовал влажную прелесть икряной полости, впитал оргазм закричавшей самки, услышал стон оплодотворяющейся икры. И наслаждение воспрянуло во мне, тщеславное наслаждение от того, что я овладел-таки этой самкой, и она кричит, бьется, не помня себя от счастья, которое я ей доставил. Поток чувственности оказался так ощутимо силен, что я, мгновенно возбудившись, ещё раз выстрелил струей семени в пространство океана и вкусил, сразу расслабившись, блаженство опустошенности. Соки удовлетворения нежно потекли в моём теле, делая меня одновременно слабым и весёлым.

Самка в угаре страсти терзала клювом щупальце, продолжавшее биться в ней. Я коротко почувствовал боль, сладость этой боли, такую странную после оргазма. Щупальце умирало, жизненная сила в нём иссякала. «Прощай», – прошептал я ему и сразу перестал его чувствовать.

– Прощай, девочка! – крикнул я самке. – Ты была хороша. Прощай!

– А-а-а?… Да-а-а, – прохрипела та в ответ. Она, абсолютно переполненная ощущениями и гормонами, рухнула на дно, подняв легкое облачко мути. Я воспользовался моментом замешательства и поплыл вдаль.

Я летел в сторону своей долины и пел любовную песню дна:

Ты – избранница моя.

Только ты достойна семени моего.

Только твоя икра достойна стать детьми моими.

Я избрал тебя, прекрасная!

Было хорошо, легко, пульсировали силы. И, наверное, если бы на меня тогда напала молодая акула, я бы не отступил, а дрался. А лучше бы мне встретилась не акула, а ещё одна самка. Только не такая стерва. Уж я бы её… осеменил вовсю.

Всё-таки очень приятное, сладкое и как-то поднимающее занятие – совокупление с самкой. Я всегда самозабвенно брызгал молокой. Кажется, я при этом ещё и размножался, плодил себе подобных. Жаль только, что такое приятное и насыщенное занятие отнимало все силы – ни на что другое жизненной энергии не оставалось в период размножения. Зато ни к чему другому не возникало такого жадного желания: влияние сил молодости и законов бытия.

Справедливо или нет, а он распространил-таки своё недоверие к журнальным изданиям на все издания и издательства вообще. Коридоры, какие-то менеджеры-нахлебники, секретарши. Суета, не приносящая удовольствия. И т. д. и т.п., в самых банальных своих проявлениях этих «и т. д. и т.п.». Если такой у него предвзятый субъективизм, то, значит, он с удовольствием выращивает свой субъективизм в горшочке на подоконнике, аккуратно обрезая сухой листочек «если».

Экран монитора в купе с клавиатурой повели-повели его по перепутьям Паутины. Один за другим находились литературные сайты. Очень удобные и простые, совершенно демократичные, но и совершенно безгонорарные альтернативы любым издательствам в деле публикации. И он начал публиковать роман, сеять в Сети, выбрав несколько сайтов, которые неизвестно почему выбрал.

Его воображаемое творческое пространство как-то легко и удобно сократилось до рабочего стола и компьютера на нём. Он растягивал удовольствие: бросал в пространства сайтов по одной главе, как камушки в воду. Круги от опубликованных глав на глади свободного доступа уходили, отражались, возвращались. Главы романа читали, писали короткие рецензии, небольшие мнения, отзывались – читатели. В роман входили всё новые и новые персонажи, они же – влияющие прочитавшие. Относительно и условно, конечно, влияющие – мнением. Необязательная такая интерактивность: сидящий за воображаемым письменным столом никак её не гарантирует.