Николай Самарский - Жертва дьявола

Она не открывала глаз, я говорил с ней и держал за слабую руку. Вдруг почувствовал запах паленого мяса.

Что с вами, Агафья? При огне свечи, раскрыв веселые глаза, с улыбкой она промолвила, что внук приходил к ней. Он рассказал, что девочку не нашли, но внезапно из кустов, с истеричным визгом, лохматый и полностью черный кабан бросился на них и загнал на дерево. Но на этом дело не кончилось. Не догнав их и взбесившись, кабан стал таранить ствол, на который они забрались. К их страху, животное застряло бивнем в коре, заревело и с гнусным сопением пятилось из ловушки, разбрасывая копытами землю. Их так шатало, что они перекрестились и готовились упасть вместе с деревом, но раздался страшный треск. От сокрушительных таранных ударов кабан размозжил себе голову и умер под деревом. Они спустились и проверили, что хряк действительно мертв и притащили его тушу в деревню далеко за полночь.

Он сказал Агафье, что сейчас в деревне праздник, веселье, не смотря на ночь, на большом костре жарят кабана. Пойдем, Агафья! Звал он бабку.

Нестор! Я никогда таким его не видела. Он пришел ко мне с жирным куском мяса, завернутым в тряпку. Я отказалась, настолько тошнотворный запах гостинца, который он принес. Почти что тухлый! Им провонял весь дом! Я поморщился и теперь понял, откуда эта вонь. Ее внук насупился и попросил воды, она дала ему стакан. Он выпил, и сказал, что вернется на костер, его разожгли где-то в лесу и водит хоровод уже вся деревня, осталась только она, дура. Пойдем на праздник, бабка. Старушка отказалась и простилась с внуком. Тот разгневанный ушел. Она допила воды из его кружки и легла. Уснула. Лихорадила. И вот я с ней. Я оставил на ее лбу еще один водяной компресс, долил в стакан воды и ушел спать во двор.

…

Утром обходил деревню. Так никого и не встретил. Между домов витал смрад тошнотворного мяса и вдалеке, на стороне леса, я увидел над деревьями черный дымок от кострища. Пока блуждал мимо домов, наблюдал грязные хлева и курятники с наполовину ощипанными курами. Меня облаивали собаки тех хозяев, которые не верили в Бога. Наблюдая пустые улочки, я вернулся к Агафье во двор. Заглянул к ней в окно с улицы и надеялся, что увижу ее здоровой, но видел ее спящей и не заходил. А ведь в церкви наверняка уже заждались меня с телегой.

…

Солнце уже в зените, а я облокотился подмышкой на колодец в старушкином дворе и вывожу эти строки. До чего жарко в конце сентября, от утомления или от нагрева в голове тяжелело, перед глазами бегали черные круги, они напоминали беснующихся чертиков. Агафья по-прежнему спит, в деревне тихо, радовало, что петухи кричали на рассвете. У старушки по-прежнему горячий и влажный лоб, я ходил к ней менять компресс. Ее внук не возвращался, и уже думал, что история с его ночным приходом и мясом померещилась старушке. Сижу до сих пор во дворе и думаю, что делать? Сыщу Федора и посоветуюсь. Заодно проведаю его дочку. Телегу с морковью и картофелем оставлю у дома Агафьи.

…

Федора дома не оказалось, как и его дочери. Вернулся к дому Агафьи, та по-прежнему спала, повез телегу в церковь. Не успел обернуться, как возле калитки меня встретил ее внук. На вид ему где-то восемнадцать. С надменным видом молча прошел мимо и зашел в дом. Я подождал у калитки. Он все не выходил. Я решил оставить телегу и вернуться в дом. Внук сидел возле бабки и держал ее руку. Он поднял на меня свои холодные глаза, волосы темной редкой челки почти скрывали его лоб. Мне становилось нехорошо от его взгляда. Чего надобно, спросил он. Зашел проведать старушку, ей плохо с ночи, сказал я. Он нахмурился и сказал, чтобы я ступал, бабушке станет лучше.

Сейчас я в церкви и готовлюсь к вечерней молитве, пишу на полу на коленях у одной из церковных скамеек. Монахиня Анна, с румянцем на щеках, шептала у алтаря с закрытыми глазами священные четверостишья и крестилась. Пахло ладаном. Сегодня ее душа, как и моя, спокойна, ведь в церкви наконец-то есть пища. Она помогала разгружать телегу.

Когда шел от старушкиного дома, в деревне мне так никто и не встретился, и это странно. Куда могли деться ВСЕ жители этой деревни? Обычно возле домов люди чем-то занимались, или просто разговаривали друг с другом, а сегодня, после этой странной ночи, как-то разом все умерло.

Завтра воскресенье, моя вторая служба в этой церкви и, надеюсь, мои опасения не оправдаются. Люди придут к нам. С деревней все хорошо, просто все жители спят до обеда, ведь праздновали всю ночь. Господи, хоть бы так оно и было, спаси наши души. Дописываю эти строки и вернусь к дневнику вечером.

…

Сейчас ночь. Мы вчетвером собрались за столом вечером, зажгли свечи. Анна и Елена принесли из деревни свежего ржаного хлеба, пенного молока и яблочное варенье. Я и три кротких ангела закрыли глаза, сложили руки за столом и безмолвною молитвой благодарили Господа. Мое сердце переполняет трепет в такие моменты единения. Вдруг Настасья рассказала, что сегодня ночью она проснулась от жалобного крика, но побоялась выйти из своей лесной хижины и дождалась утра.

Она рассказала нам, что нашла в лесу что-то ужасное. При ее рассказе Анна, взрослая женщина, зашлась слезами. Я по-отечески прижал Анну к плечу, Настасья и Елена бодрили ее и успокаивали.

Дальше Настасья рассказала нам, что же она увидела. На опушке леса нашла растерзанного оленя. То, как его растерзали, не походило на охоту волка или медведя. Его обглоданные ребра изогнули и вырвали специально, как человеческими руками. Кожу с его морды содрали, рога обломали. Господи! Пощади души тех, кто это сделал!

После никто из монашек не обмолвилась, и мы отужинали в молчании. Предложил всем остаться в церкви на ночь, но монахини отказались и ушли. В одиночестве дописываю эти строки и иду спать. Утром, после службы, я найду ту опушку и захороню оленя.

Утро. Ни один деревенский житель так не пришел на молитву.

Ушел на опушку и нашел место, про которое говорила Настасья, но олень исчез. Я понял, что он здесь лежал, ведь на его месте трава пропиталась кровью, и на безобразном багровом пятне осталось маленькое, с пушком, копыто. Где же Настасья?

Вдохнул серый холодный воздух. Хрустнула ветка, в глубине леса точно за мной кто-то наблюдал.

Нашел ее ветхую избушку, недалеко от опушки. Никого дома нет, ведь я стучал в окна и двери. Должно быть, Настасья ушла в церковь. Или в деревню?

Я пошел в деревню. В лесу что-то изменилось, чувствовал это. За мной наблюдал чей-то злобный взгляд, как в моем кошмаре, что приснился вчера. На подходе к первым деревенским лачугам увидел людей. Каждый занимался своим делом. Я прошел мимо семьи, которые боялись меня. Они смотрели на меня без эмоций, сонные, словно в трансе. Неужели не узнали? Что с этой деревней не так?!