Денис Басацкий - Подвиг. Повесть в 7-ми актах. Чревоугодие

Между вольерами и дворовым пространством находилась территория общего пользования – тоже огороженная решеткой, где «собакены» могли есть, принимать душ из шланга и иногда, ежели все находились в бодром расположении духа, то и коммуницировать со своими товарищами. Схема работала следующим образом. Мужчина открывал клетку так называемых сеней, чтобы убраться и выставить еду, затем подходил к боксам и наблюдал за поведением каждой особи – разговаривал, как с человеком, дабы удостовериться, что сегодняшний день не вызывает в них приступы неконтролируемой агрессии. И ежели ему казалось, что питомцы спокойны, то хозяин питомника открывал вольеры особым механизмом – крутил рычаг с бобиной, соединенной велосипедной цепью поверх шестеренок с зарешеченными дверцами боксов. Рольставни поднимались наверх и освобождали путь к заветному собачьему корму. Обычно, мужчина успевал открыть клетки наполовину, как собаки шустро проползали под решетками и жадно накидывались на еду. Инстинкты, которые так и не унялись дрессировкой. В такие моменты он предпочитал находиться снаружи, вне того периметра, иначе могли и загрызть заживо.

Пока мужчина открывал вход в общий вольер, питомцы заметно оживились. Канарский дог по кличке «Доги» один из первых заметался в своей клетке, бешено шныряя из стороны в сторону и кидаясь на железные прутья. С его европейским неуравновешенным характером не мог совладать ни один кинолог, часто апеллируя боязнью даже подходить на несколько метров к животному. Его открытая неприязнь подавляла всякого, кто хоть на мгновение уверовал, что способен приручить непокорного зверя. И после нескольких нападений, мужчина бросил затею перевоспитать собаку. Причина столь агрессивного поведения находилась на поверхности – «Доги», по своей сути, брошенка. Его выкинули на улицу прежние хозяева, когда родился их первенец, посчитав, что пёс им больше не нужен. Посему у «Доги» выработалась жуткая обида на людей, в прочем, этим чувством они и породнились с хозяином питомника. Сильный и умный, к тому же, имевший красивый окрас из перламутрово-серой шерсти со светлыми пятнами, дог выбрал для себя роль вожака стаи, к большому недовольству остальных обитателей питомника.

Более маститый и мускулистый «Итальянец» породы «кане-корсо» – прямой потомок бойцовских собак Древнего Рима, испытывал снисходительные чувства к своему младшему брату. Почти в полтора раза превышая размеры дога, он казался мудрее и даже рассудительнее, нечасто доставляя проблем своему хозяину. Мощной шее, торсу и лапам мог позавидовать каждый мальчишка, мечтательно покалывающий тельце «метаном» в прикуску с лакомой гормональной «фармой». Черный, как смольная сажа, пёс сливался с тусклым квадратом клетки, да так, что ночью был практически невидимым. Идеальный боец и защитник. К сожалению, в его генетическом коде заложена единственная проблема, по которой он так и не смог покинуть стены питомника. «Итальянец» сам выбирал себе хозяина, и никакой другой человек не мог претендовать на эту роль. И пёс выбрал хозяина питомника, что заботился о нём, когда его доставили сюда после автомобильной аварии. Он поправился, окреп и стал требовать постоянного внимания от хозяина, не взирая на других обитателей питомника, коим тоже не хватало чуточку ласки. В конце концов, собачья ревность отравила его благородную кровь, он замкнулся и озлобился, что могло привести к серьезной опасности, как для людей, так и для остальных животных. Сегодня «Итальянец» пребывал в спокойствии, вилял хвостом и трепетно обнюхивал руку, старясь сквозь прутья дотянуться до пальцев своим влажным языком.

Мужчина оказался у третьей клетки, откуда доносились сдавленные стоны самой опасной особи в питомнике. Его боялись абсолютно все, кто хоть раз повстречался с ним на безлюдной дороге. Гибрид собаки и волка – волкособ, забрёл в поселок лет семь назад, когда удирал от охотников, желавших пустить его на воротник. Раненый, без левого уха, с выбитым глазом и загнанный под трубы теплотрассы, волк искал спасения у людей, но те по своей глупости или панического страха, не особо ринулись на выручку. Кто-то даже удачно сбегал за огнестрелом, дабы урегулировать конфликтную встречу. И лишь мужчина не побоялся встать к животному спиной, защищая его от человеческой расправы. Но выходить его до полного выздоровления не получилось, уж слишком тяжёлые травмы получил волкособ, удирая от погони. Дробь пробила лёгкое, что сказалось на дыхательных функциях, а сломанные задние лапы еще и хорошенько снизили подвижность, оттого животное практически не выходило в общий периметр, предпочитая находиться наедине личного вольера. К тому же волкособ совершенно не поддавался одомашниванию – раз за разом скалил желтыми клыками, выказывая свой неуравновешенный характер и готовый в любую минуту наброситься. Так что и клички на него не придумалось, обращались к нему по-простому – волчара.

Собаки выглядели чуть возбужденными от нагулявшегося аппетита, но без должной агрессии, чтобы завтракать по отдельности, так что доносившийся аромат каши сулил им скорейшее гастрономическое удовольствие. Мужчина выставил ведра возле клеток, томя их ожиданием и вызывая каскадные водопады слюней, но не торопился открывать решётки. «Пусть еще чуть насладятся. Тогда к вечеру точно станут злее». Пока «Доги» и «Итальянец» старались уменьшить размеры своих огромных морд, дабы просочиться сквозь прутья решётки, хозяин питомника двинулся к дальней стороне вольера, где располагалась последняя занятая клетка. Там содержался «новенький» – первый и последний постоялец питомника почти за два года, когда тот официально прекратил свою деятельность. Он был менее агрессивным, чем остальные, хилым и забитым, но в тоже время, категорически способным на подлую атаку в спину, так что любые его порывы сдерживались амбарной цепью, прикованной к тридцати двум килограммам спортивной гири. В довесок, мужчина заранее вооружился «шокером для скота» – электрическим трезубцем из карбона для загона животных в стойла, не давая «новенькому» ни единого шанса на всякие вольности.

По обыкновению, мужчина не спеша двигался вдоль рядов пустых собачьих боксов, проводя шокером по железным прутьям. Один за другим, пролёты отзывались тревожной мелодией власти и покорности, нагоняя на нового постояльца беспокойную судорогу. Когда звуки стали слышны особенно близко к клетке, им привычно ответил лязг звеньев цепи – «новенький» забился в самый дальний угол своего жилища. Подойдя вплотную, мужчина остановился в проходе. Затем развернулся лицом к клетке, потирая пальцами густые усы и заросшие скулы, играл желваками и вдумчиво рассматривал свои владения. Серость утреннего рассвета обволакивала его большущую спину, грузно свисала с плеч, почти сливаясь с одеждой, как бы вторя особой мрачности происходящему. Хозяину питомника не особо нравилось порождать в себе образ тирана, но и другого исхода в сложившейся ситуации он не находил. Мужчина перепробовал все возможные способы – от кнута и до медового пряника, но так и не сыскал ответной реакции, осознания того паскудного поведения или чувства глубокого раскаяния. Все известные ему методы дрессировки не возымели должного эффекта – «новенький» на довольно короткое время как бы прозревал и больше не нуждался в суровых мерах, но как только получал чуточку больше свободы, вновь становился неуправляемым. Посему ему не разрешалось выходить в общий периметр, он был лишен всяческих похвальных речей и содержался в особой строгости, как настоящий тюремный узник. Только лишь оттого, что самостоятельно добился такого к себе отношения.