Евгения Цанова - Зов крови

«Эспрессо или капучино?»

– Капучино, – прошептала Она. Парень снова улыбнулся и отбросил прядь со лба.

И Она окончательно капитулировала.

Обычный кофе одурманил как вино. Случайные прикосновения перестали быть случайными, и не важно, что ещё совсем недавно твердил разум. Страсть быстрая и всепоглощающая больше не взирала на возраст.

Головокружительно позвякивала пряжка на ремне. Туго разъезжалась молния, обещая близкую упругость. Стоны по коже скатывались на грудь, бежали по животу, пробирались в самый низ и наполняли его мелкой дрожью. Пальцы смелели от удовольствия: больно, жадно, невозможно пытали каждую напряжённую струнку тела. Рвались вздохи. Нарастал темп. Чистое крещендо достигло конца такта и длинной нотой сорвалось в тишину. Шорох, шёпот, шелест. Мягкий, влажный поцелуй.

Где-то внизу брошенный город недоумённо моргал огнями. Потом затих и заснул. Он ворочался листьями деревьев, вскрикивал автомобильными сигналами – городу снился непривычный цветной сон.

Прошёл месяц, другой, скрипач закрыл футляр и исчез. И из города, и из Её жизни. Но теперь Она знала, что этот город стал городом, в котором тоже был уличный музыкант. Совершенно точно был.

Распластанная в знойной истоме земля ждала дождя. Она без стеснения протягивала ему свои бугорки, покрытые скудной иссохшей растительностью, и впадины, некогда наполненные водой, а теперь сухие и растрескавшиеся. Страстное ожидание мучило её и изводило.

Этим летом дождь приходил к ней редко и как-то по-особенному страстно. И вот…

Горизонт начал медленно темнеть. Тонкая серая полоска облаков разрасталась, дыбясь и клубясь, пока не заняла собой всё небо. Белёсые вершинки, растягиваемые небесными ветрами, отрывались клочками и бесследно таяли.

А в центре тучи происходило другое движение. Там, лениво ворча, поворачиваясь, словно огромная косматая собака, которая кружит на месте перед тем, как улечься, густые тяжёлые облака искали для себя удобное положение.

Туча чернела и с каждой секундой становилась всё шире и плотнее. Её прочерчивали отсветы заката, как узловатые тёплые жилки. Мрачным фиолетом налились края, а сердцевина засветилась розовым, пульсирующим от напряжения. Казалось, она дрожит и едва сдерживается.

Ветер нетерпеливо теребил жёсткую траву на пригорках. И вдруг – молнии!

Три удара, один за другим. Земля приняла их, даже не вздрогнув. Только остро запахло озоном и у всех, кто это видел, поднялся на теле каждый волосок.

А потом оглушающей волной прокатился гром. Земля выгнулась и обмякла, готовая поймать горячие капли дождя все до единой.

Первые крупные дождины испарились в горячем воздухе, даже не долетев до земли. Только кроны высоких яблонь в садах шумно зашелестели, предвещая скорую разрядку.

И после секундной задержки, как после глубокого вдоха, вдруг хлынуло, полило, упруго и настойчиво. Сперва горячие, потом уж ледяные капли падали густо, со смачными шлепками, в разгорячённый песок.

Земляные ложбинки быстро наполнились пенящейся бурлящей влагой. А бугорки выпятились, подставляя себя ласковым струям.

Туча скоро выдохлась, потоки дождя поредели. Солнце, выскочив из-за деревьев, как обманутый муж, злобно жигануло по небу, разогнав последние облачка, словно испуганных любовников, которых застукали на месте преступления.

Земля ещё некоторое время возбуждённо дышала остро пахнущей горькой зеленью, а потом успокоилась.

Да-а-а.

Девушка была очень красива. Я разглядывал её в неверном пламени множества свечей, восхищаясь каждой линией. Изабелла. Ей бы подошло это имя. Белая кожа матово светилась. Черты лица тонкие и благородные, как у женщин с картин Боттичелли. В пятнадцатом веке люди были другие. Как она сюда попала?

Впрочем, ответ на последний вопрос я знал. В замок она приехала на арендованной машине. Я отогнал маленький фиат в соседнюю провинцию и бросил в лесу. Найдут не сразу.

– Любуешься? – Эва вошла неслышно. Она всегда двигалась, будто призрак. На её лице я заметил недовольство.

– Предвкушаю.

Она хмыкнула, подошла к столу, склонилась над лежащей девушкой и легко провела указательным пальцем от ключицы вниз, по груди, животу. На белой коже остался чуть заметный след от ногтя. Я сглотнул.

Девушка открыла глаза. Эву она раньше не видела. В первое мгновение на испуганном лице вспыхнула надежда. Женщина казалась не такой страшной. Потом увидела меня, глаза наполнились ужасом. Странно, почему они все меня боятся? Видимо, чувствуют.

– Начнём? – шепнула Эва.

Девушка заметалась, насколько позволяли верёвки, которыми она была связана. Моя жена – мастер шибари, каждый раз придумывает что-то новое. Это так красиво! И прочно.

Я подошёл поближе и заглянул в чёрные от ужаса глаза жертвы.

– Как твоё имя? – не мог не спросить. Она не отвечала. Ладно, пусть будет Изабелла.

– Так и будешь болтать с едой? – Эва резким движением запрокинула голову девушки и вонзила зубы ей в шею.

Короткий крик замер, не успев прозвучать. Я устроился на полу и принялся за руку. Моё любимое.

– Опять мимо! Да что ж это такое! – мама. Тоже мастер подкрадываться. Швырнула на пол металлический таз и с усилием задвинула его под стол. По дну застучали капли. – Тощая какая!

Я услышал, как Эва тихо выругалась. Наверняка закатила глаза. Мама потыкала пальцем в обмякшее тело и со вздохом устроилась возле ног. На мгновение возвела глаза к небесам, потом сосредоточенно принялась ковыряться в свежей плоти. Эва бросила голову на стол и выбежала прочь. Я посидел ещё пару минут и пошёл следом. Ужин был испорчен. Опять.

***

– Тони, это невыносимо! – Эва металась по спальне.

– Amore, что я могу сделать? Это моя мама.

– А это мой дом, если ты забыл!

– Amore, ну что ты? Мама жила здесь задолго до того, как мы встретились. Этот дом – её родовое гнездо.

– Бла-бла-бла, Антонио, я слышала это миллион раз! Почему тогда она сама не выкупила замок у своего же братца? Ты обещал, что я буду здесь хозяйкой! Мои деньги – мои правила!

– Ты и так хозяйка, amo.

– Правда? А ты знаешь, что её братец с семьёй жил здесь, как ни в чём не бывало, когда мы уезжали в отпуск? Я говорила, что видеть их не хочу в своём доме! Кто их пригласил?

– Но ты их и не видела.

– Антонио!

– Ладно-ладно, amo, не кричи, мама услышит. Я поговорю с ней.

– И про чёртов таз?

– Обязательно. Иди ко мне.

***

С мамой было непросто. Она с трудом привыкала к новым реалиям, жила, как пять веков назад, во времена моей юности. Это напрягало. Вечно ходила по замку, шаркая стоптанными туфлями на деревянной подошве – современная обувь казалась ей неудобной, тушила свечи в канделябрах, перекладывала вещи на свой лад. Эва бесилась. И таз. Мама видеть не могла, если хоть капля крови пропадала впустую: