Людмила Иванова - Джосанолинда

Бродя по разным местам, Марина задумалась над рассказами гида, оставив группу туристов, она отошла немного подальше, в тень, где было не так много солнца. Постояв немного, отдохнув, она решила отправиться вдогонку за группой, и тут, ее внимание привлекли какие-то статуи вдалеке среди огромных деревьев. И жгучее любопытство манило ее туда. Она, с сожалением, посмотрела вдаль уходящей группе и решила, что только взглянет одним глазком и тут же побежит за ними, блудить по такой жаре ей совсем не хотелось. И отправилась в сторону древних статуй.

Среди этой древности Марина почувствовала себя, словно вернулась домой, она здесь своя. Это четко ощущалось, витало в воздухе. Её здесь ждали. И она бродила между ними, рассматривая каждую и здороваясь с ней, они были, как живые и она просто не могла не поздороваться с ними, а когда дошла до последней статуи, которая находилась в самой теневой части, то не смогла отвести глаз. Красивая, могучая, манящая и притягивающая своей темнотой, неизвестностью и в тоже время грозная и дикая. Она словно предлагала попробовать страх и желание, зарождающие в первобытной силе. А потом она увидела темную аллею среди деревьев, вдалеке которой виднелся, слепящий глаза от отражающегося солнца, белый храм. Марина раскрыла глаза от большого изумления и громко воскликнула, но ее возглас оказался каплей в общий мир присутствующих звуков. Подойдя к храму, изумленная Марина смотрела во все глаза и не верила им. Ей не верилось, что такое великолепное место, величественное, прекрасное, может быть храмом смерти, а у ворот стояла белая статуя женщины в белом одеянии. При этом создавалось ощущение, что здесь обитаемое место, здесь кто-то живет.

– Мы приветствуем тебя, ясноглазая, – послышался голос откуда-то из глубины, – ты можешь войти!

Марина испуганно осмотрелась и никого не увидела. «Ну вот, теперь и моя очередь пришла! Стою тут и разговариваю со смертью…», – подумала она, ощущая себя в какой-то другой реальности. И услышала смех в тени деревьев:

– Я не смерть, прекрасная!

И Марина увидела женщину средних лет, в каком-то странном одеянии, она даже определить не могла, что это за одежда. Женщина подошла к ней и, взяв за руку, повела в храм.

– Ничего не бойся, твоя жизнь только начинается. Сегодня, – как-то торжественно объявила она.

«Конечно, – недоверчиво хмыкнула она, – а до «сегодня» не считается что ли?», – задавала вопросы она в никуда.

– Нет, не считается, – просто ответила она, а Марина почувствовала легкое раздражение, от того, что все ее мысли читаются. «Даже подумать ничего нельзя! Все сразу прочитывается!»

– Ты сама это позволяешь…, ну да ладно, – смягчилась она, – это не очень важно. Важно, что ты успела. Сегодня. Этой твой день. Его ждали очень много лет. Особенно она, – и она указала на статую Белой Жрицы, скрюченным и уродливым пальцем, которого Марина сначала не заметила.

Когда Марина зашла в храм, она поняла, что уже здесь была. Это был он, тот храм, который ей привиделся в самолете, те же величественные колонны, высоченные купола, с древними изображениями и тот самый каменный пол, в виде чешуек, от которого возникало ощущение, что стоишь на спине могучей змеи. В глубине храма, на небольшой возвышенности, стоял ромбовидный очаг, вокруг которого виднелись небольшие неровности и углубления.

– Здесь приносят жертвы и совершают таинственные обряды…, – с глубоким восхищением и достоинством и благоговением, смотрела женщина на это место, – сама Нанше спускается иногда на эти танцы посвящения.

– Нанше? – удивилась Марина, – первый раз о такой слышу…

– Она богиня…

– А, – протянула Марины, утратив интерес, – богини, святые…все поклоняются кому-нибудь…

– Ты здесь, и это уже чудо, значит она позволила…

Марина посмотрела на нее внимательно и ответила:

– А вы тут случайно не сектанты какие-нибудь? Сейчас много всяких развелось…

Женщина глянула на нее и брезгливо поморщилась:

– Перевернуть все с ног на голову просто, так дар превращается в порок, а порок превращается в дар, – она замолчала, затем повернулась и продолжила:

– Так получилось с ней, – и она кивком головы указала в темную часть залы, которую освещал, лишь тонкий луч света, идущий из специального круглого окошечка в потолке.

Когда Марина подошла туда, то увидела, на высокой подставке, украшенной золотом и перламутром, маленькую статуэтку, величиной с ладонь. Марина собралась ее рассмотреть, как вдруг женщина, схватила ее за руку и крикнула:

– Не торопись, еще не время…, – и, переведя дыхание, загадочно добавила, – еще не было танца и посвящения…

И Марина убрала руку. Но от этого, ее интерес к статуэтке только возрос, и она решила, что не уйдет отсюда, пока ее не рассмотрит, как следует. Она не могла объяснить свои чувства, но ее словно манило к ней и притягивало магнитом.

– Храм открывается в определенное время и не для всех, – нарушила молчание женщина, отвлекая Маринины мысли от статуэтки.

– А почему сегодня?

– Сегодня тот день. Для танца. Он открывается только для него.

– А, – разочарованно протянула Марина, – а я-то думала…

– Что только для тебя? – продолжила предложение Марины эта странная женщина, в ее голосе послышалась насмешка.

– Да нет, – смутилась она, – просто Вы все говорите про избранных…

– Да, – торжественно подтвердила она, – для избранных. Он открывается каждые тридцать три года, его видят многие люди, которые тонко чувствуют разные уровни жизни, но зашла в него ты первая.

– К-как первая? – напугалась Марина, не заметив, что стала заикаться, чувствуя, что очень домой захотелось и танцы, и статуэтки сразу потеряли свою прелесть.

В ответ послышался грудной смех, который в темной зале, звучал как шелест листьев, от этого у Марины по коже поползли противные мурашки, а ладони покрылись холодным потом.

– Не бойся, – успокоила она ее, насмеявшись вдоволь, – твоя жизнь только начинается, а мы наконец-то обретем покой, – и она устало вздохнула, словно ждала этого избавления очень и очень давно.

Во внутреннем дворике храма куда вышла Марина, была тень и от этого там царила легкая прохлада, которую могут дать только большая тень огромного здания и могучие камни. Она присела на скамейку, расположенную подальше от входа и усталая, решила прилечь. Тень, прохлада и новые впечатления, усталость, сделали свое дело, она уснула. Так она не спала уже давно, разве только в детстве, в маминой постели, когда родители собирались на работу, а маленькая Марина прибегала к ним, и запрыгивала в еще теплую и мягкую постель, которая пахла мамой, а когда родилась сестренка Виктория, ее вообще не могли заставить спать в своей кроватке. Даже когда папа уносил на руках в свою комнату, посреди ночи Марина просыпалась и прибегала к ним.