Елена Усачева - Дети страха и другие ужасные истории

– Я даже не сомневалась, – вместо приветствия произнесла Нинка.

– Зачем лопата? – Тинтин выдвинул ее вперед и сделал жест, словно сейчас отпустит и уронит на Нинку. – Если ты не скажешь, я ничего делать не буду. И вообще мне ее надо быстренько вернуть.

– А ничего особенного делать и не надо. Только выкопай кое-что.

Неплохая лопата, звонкая. От неожиданности Тинтин опустил ее на ногу, взвыл. Лопата упала на асфальт. И от этого зазвенела.

Доброе утро, любимый лагерь!

– Не отставай, – скривилась Нинка и побрела к клубу.

Когда она выходила, человек пять вслед глядели. Сейчас из-за грохота эти пятеро пялятся в окна. Интересно, что они подумают, увидев лопату? Что они идут копать клад? Им тогда еще чемодана не хватает. Или что Тинтин от ревности решил прибить Нинку лопатой и для этого ведет в живописное место? Ладно, потом узнается.

Клуб место удачное. Непроходное. Если уж ты сюда пришел, значит, именно сюда и направлялся. Дорожка была тупиковой. Справа и слева ее охраняли высокие кусты. Что-то не цветущее, но густое. Так просто, с шага, их не преодолеешь. С разбегу надо. А разбежаться тут негде – дорожка неширокая, чтобы три человека прошли. Или двое – отряды ходят парами, – но свободно. За клубом начинался лес. Хороший густой лес, натоптанный и заплеванный. Сюда бегали жаждущие неформального общения. И вот для этого «утекания» в иные миры между кустами была единственная лазейка. Кусты настойчиво смыкались. Надо было поднырнуть под них, туда, где стволы и почти нет веток, и на свободу.

Нинка поднырнула, цепанув волосы только одной веткой, и сразу повернула вдоль кустов, чтобы подальше уйти от пятачка с окурками. Судя по треску, обладатель лопаты зацепился всей шевелюрой. И может быть, оторвал наконец свой невозможный кок.

– Вот здесь.

Они стояла под березой. Рядом были еще елка и дуб. Но береза выглядела эпохальней. Была в ней среднерусская тоска, закатная слеза и соловьиный размах.

– Что?

Даже если Тинтин и имел какие-то мысли, то высказать их он не успевал.

– Копай. Полтора на полметра. Этого хватит.

– Глубоко? – Он еще не понимал. Смотрел на елку, на дуб, на пробивающееся сквозь листву солнце.

– На лопату. В самый раз.

– Для чего?

– Для выправления жизни. Раз – и как новенький.

– «Бух в котел и там сварился»?

Нинка задумалась. Цитата была знакома, но не навскидку.

– Зачем нам кипяток? Копай. Надо до подъема управиться. А я – сейчас.

Нинка пошла к кустам чубушника и стала их с наслаждением ломать. Пахло одуряюще. Если кто сюда и придет, то не на звук, а на запах.

Вернулась через полчаса, наверное, а Тинтин все еще воевал с дерном. Трава плотно сцепилась корнями и не пускала лопату. Он неловко вгонял ее в землю, наклонял и бессильно вытаскивал.

– А чего она? – качнул он инструментом своего труда.

– Надо сверху землю срезать, – Нинка сгрузила охапку чубушника и с сомнением посмотрела на результат работы героя комиксов. – Потом легче пойдет.

– Кого ты тут хоронить собралась?

– Прошлое. У тебя было что-то плохое в прошлом?

Тинтин почесал чуб, сбивая его вертикальность.

– От прошлого надо избавляться буквально – выбрасывать, закапывать, – решила просветить своего неспешного друга Нинка. – В Италии на Новый год старые вещи выбрасывают из окна. Если ненужное выбросить, то на смену ему придет хорошее нужное.

Тинтин поддел дерн, он снялся хорошим пластом.

– А про братьев и опасность врала? – спросил Тинтин, выпрямляясь.

– Если бы. – Нинка села на корточки, отметила, как острый край лопаты с харканьем врезается в землю. Камешков тут много, песка, резать дерн получается звонко. – На нашем роду проклятье. И трепать об этом – последнее дело. Я предупреждала, если кому-то это рассказать, проклятье передается.

– Ваще отсталая, – от злости Тинтин стал работать активней. У него даже получаться стало.

– Кто еще дурак, – выпрямилась Нинка. – Для таких как ты специально фильмы снимают про заброшенные дома и старые проклятья. Но вы же ни черта не понимаете.

Она пошла за дуб.

– Ты хочешь здесь свое проклятье похоронить?

Идея была отличная. Над этим надо было подумать.

– Я бы тебя похоронила, – вздохнула Нинка, – но ты еще нужен. Копай.

Сказала, а сама пошла в самую гущу зелени. Рвать траву руками было не очень удобно. Острые края резали ладони. Но с другой стороны – хорошо, что она была. Июнь не конец июля, когда все уже вытоптано и выжжено. Трава лезла с корнями и землей. Корни – ладно, потом лопатой отмахнет.

То ли от злобы, то ли еще от чего, Тинтин вошел в работу, приспособился, копал бойко. Снятый дерн лежал в стороне. На другую он выбрасывал землю. Нинка таскала траву. Все должно было быть красиво.

– Что-то странное получается, – выдал Тинтин, в последний раз вгоняя лопату в землю. – Могила, что ли?

Нинка промолчала. Раскрывать карты было рано.

– Не, ну что у тебя в башке? Кого ты сюда класть собралась?

Себя из числа лежащих Тинтин сразу вычеркнул. Молодец какой. Смог подсчитать, что в полтора раза длиннее выкопанного.

– Тебя что-то волнует? – спросила Нинка.

Руки были грязные от травы и земли. Хотелось умыться. Даже больше – хотелось залезть в душ. Но утром это была непозволительная роскошь – времени нет.

Может, Тинтин думал о том же, потому что он качал головой и молчал.

– Пойдем, а то скоро подъем.

– А лопата? – оживился Тинтин. – Я сторожу сказал, что ненадолго.

О боже! Тут еще и сторож есть. Количество игроков в их команде увеличивается. Нет, Тинтин невероятен.

– Оставь. Я тебе после завтрака верну.

У входа в корпус Нинка обняла Тинтина. Обвила шею рукой, притянула к себе, заставляя наклониться, шепнула: «Спасибо!» И королевой пошла в стеклянные двери. Спина невольно выпрямилась. Она плыла вперед, оставляя безответными удивленные взгляды.

– Вы помирились? – тут же нависла над ее кроватью с косой.

Нинка потерла грязную ладонь. Она не заметила, кто их увидел. Но что зрители были, не сомневалась. Слух быстрее долетел до палаты, чем она дошла до нее.

– Он дурак, – Нинка вытянулась на кровати. Вообще-то она устала, спину ломит.

– Да они целовались на крыльце, – фыркнула красотка.

Нинка закрыла глаза. Как же она все это любила. Искренне. От души.

Подъем, зарядка и завтрак снова создали вокруг Нинки зону отчуждения. И это было хорошо. После столовой ей не хотелось привлекать лишнее внимание.

– Ну? – подошел к ее столу Пося.

Нинка только занесла черенок ложки, чтобы размазать масло по хлебу. Нравилось ей так – белый хлеб, масло и сыр. Хорошо бы еще хлеб поджарить в тостере. Но можно и без этого обойтись. Никто масло не ест, бережет фигуру, а Нинке нравится. Ради вкуса и удовольствия можно миллиметром талии пожертвовать.