Василий Попов - Нелюди, противостояние – 2. Пряное послевкусие победы

Радостные лица жены и дочери. Их последний семейный пикник возле озера. Счастливые глаза и улыбки близких сменили эпизоды войны. Страшные эпизоды войны: рвущиеся рядом снаряды, гибнущие десятками, сотнями солдаты. Падающие людские тела с оторванными конечностями, окровавленные, искалеченные… Вытянутое лицо немецкого офицера СС. Вырываемая им человеческая плоть. Поедаемая им плоть. Промелькнули лица лагерных уголовников. Гавкающие и рвущие поводки овчарки. Обреченно идущие на смерть целыми колоннами мирные жители, вспыхивающее пламя горелок огнеметов. Газовые камеры концлагерей, заключенные в полосатых робах с номерными обезличивающими нашивками, тошнотворный запах…

Закашлявшись, Ильич вернулся к действительности. Едкий дым, выдыхаемый шаманом в его лицо, щипал глаза и нос.

– Ты видел всё?

– Я не увидел ничего нового… – Ильич вытер покрытое испариной лицо.

– Пойми, я тоже вижу только знаки между нашим миром и тем. Не знаю, как объяснить это доступно. Это… как прочесть ненаписанное, – шаман бросил пучок сухой травы в огонь костра, секундная вспышка высветила злую маску на лице хозяина юрты, – увидеть несуществующее, коснуться нематериального… Чего-то определенного там нет!

Ильич отмахнулся от выплывших на секунду из прошлого образов. Он устал от абстракций и недосказанности. Непонимание угнетало его.

– Что мне делать? – Ильич невольно потянулся к руке шамана, но его остановил взгляд узких глаз, проникающий в него, внутрь, глубоко.

Пауза. Ильич тонет в чернеющих глазах человека напротив. Треск дров и доносящиеся звуки внешнего мира растягиваются. Шорох шкур останавливает это наваждение. Шаман резко обернулся на очередное появление своей женщины.

– Тебе не нужно бежать! – Он принял из ее рук небольшой матерчатый мешок и протянул его Ильичу. На ощупь сухая трава. – Тебе надо идти к своему прошлому в будущем, только там ты найдешь ответы на свои вопросы. Только там твое избавление и покаяние.

Шаман поднялся, как старик, опираясь на руку своей спутницы жизни. Бубен, упав возле его ног, тоскливо звякнул. Черепки рассыпались на полу. В узких глазах женщины шамана неприязнь к Ильичу.

– Ты сам поймешь, что с этим делать. – Он кивнул на траву. – Прошлое уже сделало шаг тебе навстречу. Иди и ты к нему!

Ильич, вырвавшись на свежий воздух, почувствовал слабость. Он улегся в повозку и, укрывшись шкурами, вяло махнул рукой провожающей его, стоящей возле юрты паре.

Собаки тянули упряжку. Кричал им на своем языке погонщик. Мороз и вьюга сладко убаюкивали. Вдалеке зеленели всполохи северного сияния. Как вспышки артиллерийских взрывов из его прошлого. Неотпускающего прошлого. А теперь еще и идущего навстречу.

*

Прошлое же Ильича разделилось на несколько частей.

Контузия. Разрыв авиабомбы, сброшенной с бомбардировщика ведущего звена эскадрильи Военно-воздушных сил Красной армии, управляемого летчиком Сергеем Никитиным, сыграл в этом разделении немаловажную роль. То, что во время авиаатак и артобстрелов в войнах гибнут свои солдаты и мирные жители, ни для кого не секрет. Невинные жертвы войны. Но они меркнут на общем фоне, ведь все делается во имя победы. Это оправданные жертвы.

Авиабомба, разорвавшаяся рядом с Ильичом, смешав с кирпичной крошкой, погребла его заживо вместе с истерзанным телом офицера СС в общем «склепе». Накрывая их толстым «саваном» из земельной грязи, пепла и обломков здания.

В общей могиле два человеческих существа с бесчеловечными пристрастиями и поступками. Такое завершение жизненных путей обоих нелюдей, стремящихся друг к другу и потенциально ненавидящих друг друга, могло бы быть вполне закономерным.

Но вмешалась судьба или странное стечение обстоятельств, а может, просто любовь животных к своему хозяину или даже, скорее, нелюбовь.

Две немецкие овчарки, скулящие над еще дымящейся смесью почвы и крошки зданий, привлекли внимание стоящего на посту часового.

Стук железа лопат о камни. Донесшийся из-под земли стон.

Мурашки по коже у видевших многое за время войны воинов. Обезображенный труп немецкого офицера мертвой хваткой «держится» за издающего едва слышимый стон человека. Огромных усилий стоило разъединить полуживого и мертвого.

Завершением стала финальная сцена: овчарки, скулящие и привязанные во время проведения спасательных работ, сорвались с поводков и набросились на скрюченное тело мертвого эсэсовца. Они буквально рвали его на части, рыча и не подпуская к жуткой сцене советских солдат. Собак пришлось отстрелить.

Раненого и контуженого в тяжелом состоянии отправили в госпиталь. Не дано было умереть в тот день Ильичу, ведь он должен был «жить и убивать тварей».

Контузия, полученная при взрыве, частично стерев память Ильича – на тот момент командира партизанского отряда Ивана Кочубея и просто человека без документов, чудом избежавшего смерти, пришедшего убивать своего личного врага, – столкнула его с человеком, кто и свяжет его прошлое с будущим.

*

– Частичная дисфункция некоторых частей тела – конечностей, мышц лица – в результате контузии. – Главвоенврач нервно курил, глядя в неприятные глаза работника особого отдела. – И, что хуже всего, ослабление работы функций головного мозга.

– Это что значит? – Капитан Егоров, глядя «сквозь» врача, думал о своем, о наболевшем. – Он что, совсем у него не работает?

– Частично, я думаю… Надеюсь, в основном задеты клетки, отвечающие за память, – врач мимикой лица отогнал подбежавшую к ним медсестру, – но я думаю, всё восстанавливаемо. И все, в первую очередь, зависит от состояния его организма…

– Как долго?

– У всех это протекает по-разному: кому-то достаточно месяца, а кому-то не хватает и нескольких лет, но в этом случае, как показывает практика, – врач сквозь стекла очков взглянул в пустоту глаз Егорова, – память пациента не подлежит восстановлению.

– Плохо, доктор, плохо… – Егоров обвел глазами интерьер пустой операционной и пошел к выходу. – А разговор с ним…?

– Сейчас фактически бесполезен. – Врач за его спиной махнул рукой направившейся к ним помощнице. – Я думаю, стоит подождать какое-то время.

– Он что… – капитан остановился, словно услышал скрытую ложь в убаюкивающем голосе врача, – сейчас как этот кактус?

Они оба взглянули на одинокое ощетинившееся растение в треснутом горшке на окне. Каждый увидел в нем своё: капитан – голову мальчишки, не дающего ему спокойной жизни в школе и давшему определение жизненного пути в итоге, главврач почему-то – отправку на передовую простым санитаром, кем, в принципе, и служил во время Гражданской войны.

– Отчасти, – сглотнул слюну врач, – отчасти…