Василий Попов - Нелюди, противостояние – 2. Пряное послевкусие победы

– Доктор? – Ксения улыбнулась «точечному удару» Ежова.

– Не знаю… – Василиса Васильева, по прозвищу Три "В"(отчество ее Васильевна) была самая старшая в группе. Медицинское образование, практика в хирургии. Банальная травма сухожилия не позволила перспективному хирургу далее оперировать, но знакомства мужа, погибшего на фронте, дали возможность работать в учреждении с дополнительным пайком, что было немаловажно для женщины, воспитывающей двух детей в условиях блокады. – Даже на некоторых малых скотобойнях практикуют точечный удар в сердце. Из неразборчивых описаний патологоанатомов, представленных вами, дело может связать в единое целое то, что жертвы сначала убиты, а затем с них снята частично плоть, если можно так сказать, филейная часть… специальным филейным ножом, ну вы сами все читали. Несомненно, это напрямую перекликается с нашим делом, и мое мнение: это серия. – Василиса потрогала шрам на своей руке и, заметив общее к этому внимание, одернула рукав, пряча причину своей «смерти» как хирурга.

– Никитин? – Ксения устало взглянула на летчика, прерывая внезапно возникший всеобщий гул в кабинете.

– Может, мое мнение слишком отвлеченное… – Никитин прокашлялся, глядя на модель военного самолета, стоящую на шкафу. – Я вижу все-таки больше, чем, как это сказать, «гастрономический интерес» убийцы. Послание? Да, возможно. Но это все второстепенно. Жертвы в основном упитанной комплекции, что, понятно, немаловажно в условиях послевоенного голода. – Он взглянул на Ефимцеву, убеждаясь, что его слова доходят до «адресата». – Это дети чиновников или военных из верхних эшелонов власти. Что тоже можно списать на «гастрономические интересы» преступника. – Никитин оглядел лица присутствующих, чьи взгляды ожидающе прикованы к нему. – Именно это объясняет сверхсекретность дела и участие в нем работника особого отдела…

– Так! – Ксения, бледнея лицом, резко встала. – Все устали… Распишитесь, товарищи, о неразглашении и завтра в восемь начнется интенсивный поиск убийц. Команда ваша утверждена. Отдел засекречен, работаем под литерой «М». Все сводки, в первую очередь, доставляются к нам, и у нас полная свобода действий и поддержка на самом высоком уровне. Никитин, задержись!

Коллеги, покидая кабинет, прощаясь, сочувственно кивали Сергею.

– Ты что же думаешь, Никитин, – Ксения подошла вплотную к капитану, ее глаза темнели от гнева, – что сейчас, раструбив направо-налево о подобном, происходящем в центре страны, возрождающейся из пепла, оставленного войной, мы поднимем её моральный дух!?

От нее пахло приятно мылом и женским телом. Несколько портил впечатление запах табака.

– Да дело больше не в огласке и сверхсекретности…

– А в чем тогда!? – Ксения ткнула указательным пальцем в грудь летчика, туда, где на ткани защитного цвета френча виднелись дырки от боевых орденов.

– Тише, тише, товарищ особист, гнев не ваш конек. – Никитин рассматривал вблизи ее лицо, бархатистую и слишком бледную кожу, проступившие на ней от волнения пятна. – Вам бы детей рожать и воспитывать, да мужа заботливо с работы ждать…

– А я уже воспитывала… дочь. – Ксения, не отрывая взгляда от расширенных зрачков глаз Никитина, сглотнула слюну. – Только однажды кое-кто другой пришел, и явно не с работы…

– Кто?

– Пошел вон! – Ксения, отворачиваясь, процедила сквозь зубы.

*

Ксению, несмотря на ее удостоверение, неохотно пропустили в клинику. Пришлось сделать несколько звонков в управление.

Ожидая профессора Вяземского в коридоре, она рассматривала пациентов, чье поведение казалось вполне тихим и адекватным. Ей, наоборот, виделись ненормальными лица, мимика и смех санитаров, стоящих неподалеку от нее. Их ненормативная лексика не стесняла их в своем проявлении, несмотря на стоящую рядом прилично выглядевшую девушку.

– Ксения Павловна? – раздался мягкий голос за ее спиной.

Внешний вид профессора оказался вполне типичным: пожилой, седой, в очках с круглой оправой, опирающийся на трость из толстого бамбука. Само собой, отождествляющий всю медицину белый халат.

– Да, это я. – Она полезла в карман за удостоверением, чтобы подтвердить свою личность.

– Мне достаточно звонка. – Профессор поднял руку, предупреждая ее порыв. – Тем более, в мире, когда по одному звонку протежируют, продвигают по службе, арестовывают и расстреливают…

– Вы что-то хотите озвучить конкретное? – Ксения шла по коридору, ведомая жестом, приглашающим ее.

– Нет, что вы! Метафоры, метафоры… – Профессор едва заметно кивнул, представляясь, сжимая в тонкую линию губы: – Игорь Викторович Вяземский.

Кабинет врача светлый, впрочем, в тон всему интерьеру клиники. Наличие удобного кожаного кресла и еще нескольких предметов интерьера подчеркивали значимость положения в клинике хозяина кабинета. Профессор лично заваривает чай, украдкой рассматривая гостью, не отрываясь от ритуала приготовления к чаепитию. В итоге хозяин кабинета располагается напротив нее в удобном кресле.

– М-м-м, неплохой аромат… – Ксения искренне удивилась. – Настоящий чай она пила последний раз до войны. Перед ее самым началом, на даче своих родственников – она даже мельком ощутила привкус вишневого варенья, которое в тот день ели с двоюродными сестрами.

– Аромат… – Профессор улыбнулся, закрыл глаза, мечтая или вспоминая. – Как хочется порой оградиться от бытовых запахов, уйти от вони испражнений, туда, к ароматам дорогих женских духов, французских вин, и коснуться обонянием амбре цветущей магнолии. Иногда мне просто не хватает присутствия в блюдах базилика, розмарина или тимьяна… – Он внезапно поспешно открыл глаза. – Впрочем, я отвлекся! Вы извините, мы не любим, когда в клинику приходят чужие, несмотря на их статус и положение в обществе и даже непосредственную причастность к органам. Так чем я обязан?

– Пару дней назад к вам поступила девочка. – Ксения, допив чай, закурила папиросу, кивком благодаря за пододвинутую к ней пепельницу. – Сильное психическое потрясение после…

– Катенька. Да, да, – профессор мечтательно взглянул в окно, – есть такая девочка у нас. Очень тяжелый случай. Тем более, нам неизвестны причины шока. Формулировка настолько «бедная» – свидетель жестокого убийства. Трудно работать с пациентом, имея на руках такие сухие материалы. Приходится самим искать причины потрясения, порой еще больше травмировать человека своими вторжениями в его сознание…

– Как сейчас себя чувствует девочка? – Ксения невольно поморщилась трактовкам профессора.

– Знаете, Ксения, – он слегка дрожащей рукой долил чая в ее кружку, – срок после пережитого пациенткой шока очень короткий. Конечно, девочка в ступоре, абстрагирована стрессом и частично лекарствами от внешнего мира. Но, что интересно, на второй день она начала рисовать, царапая краску закрашенного окна куском битого кирпича, вытащенным(!) из небольшого пролома в стене ее палаты…