Василий Попов - Нелюди, противостояние – 2. Пряное послевкусие победы

Он сел возле койки и принялся тщательно разглядывать пациента. Его лицо, посеченное мелкими осколками или камнями. Его дергающиеся веки. И зрачки глаз, нервно бегающие за этими веками.

Игорь Викторович считал, возводя свое мнение в ранг очередной научной теории: в спящем человеке, даже когда отдыхает его мозг, бодрствует, и даже трудится, его подсознание. Поэтому то, что выдает человек движением тела, мимикой лица в этот момент, – это и есть его психическое и эмоциональное состояние на данном этапе жизни.

Правда, совершенно непонятно, почему Вяземский отбрасывал факт ранения и контузии человека в этом конкретном случае.

Пациент нервно дергал конечностями правой стороны, борясь с кем-то во сне. Он беззвучно шевелил губами в крике и даже, открывая рот, «кусал» что-то или кого-то. С учетом паралича левой части лица эти укусы были кривыми и какими-то недоразвитыми. До конца не произведенными.

Человек, лежащий перед Игорем Викторовичем, был больше похож на зверя. Или недоразвитого человека. Недочеловека.

Пациент внезапно заговорил. Скорее зашептал. Главврач, поворачиваясь правым ухом (левое плохо слышало после разрыва снаряда в окопах Гражданской войны) приблизился к голове, частично замотанной в бинты с кровоподтеками и пятнами мазей, жидкостей, выделяемых заживающими ранами.

Шепот прерывался хрипом. Но он разобрал слова.

– Жить… и убивать тварей…

Услышанное, шокировав главврача, заставило отодвинуться от пациента. И тогда он увидел открытые глаза и четко сфокусированный на нем взгляд. Расширенные темные зрачки притягивали, порабощали.

– Ближе, – донеслось до Игоря Викторовича. – Ближе.

Игорь Викторович приблизился к самым губам пациента. Резкое движение. Боль. Боль, шокирующая и вызывающая непроизвольный крик. Он с трудом оторвался от пациента. Чей кривой рот был окровавлен. А глаза светились звериным блеском.

Игорь Викторович, держась за окровавленное ухо, успокаивает жестом руки вбежавшую на звук дежурившую в ночь медсестру.

Это начало. Начало работы с пациентом. Особенность которого загоняет врача в определенные особистом рамки.

*

– Егоров. – Капитан привстал, отвечая на звонок и услышав в трубке телефона «знакомый до боли» голос. – Да, товарищ Первый… Я занимаюсь этим вопросом… Все в рамках особой секретности.

Выслушав распоряжения сверху – а они были с самого верха его ведомства – Егоров невольно открыл сейф и достал стеклянный сосуд со спиртом. Плеснув в армейскую кружку, он выпил приличную дозу. Но он не ощутил ни жжения внутри, ни изменения эмоционального состояния.

Перед глазами дело командира партизанского отряда Кочубея. Поверхностно – личность, вне всякого сомнения, героическая. Более двух десятков крупных диверсий в тылу врага, не считая мелких вылазок. Неоценимая помощь фронту. Награды – ордена и медали.

Активная деятельность отряда под руководством Ивана Кочубея была схожа с умело скорректированными стратегическими и тактическими боевыми действиями. Это отдельная часть армии с опытным командиром во главе, ни больше ни меньше.

Руководитель? Бывший штрафник, лишившийся звания за банальную пьяную драку с армейским патрулем во время возвращения из госпиталя в расположение части. Несостыковка.

Да, возможны личные мотивы – ревность к девушке-медсестре, эмоциональный срыв… Потом осознание, искупление кровью. Возможно. Получить какую-либо информацию об Иване Кочубее до ранения и попадания в штрафной батальон не было возможности: его батальон, в котором он служил до этого, попал в «мясорубку» на одной из высот. Не выжил никто. Архив погибшего батальона недоступен.

Многое в этом деле беспокоило Егорова.

Раздробленный отряд Кочубея, лишившегося своего командира, действовал самостоятельно. Конечно, не столь эффективно, но тем не менее наносил удары по противнику несколькими отрезанными друг от друга группами. Остатки одной из таких групп и вышли навстречу к развивающему наступление полку пехотной дивизии. Само собой, они подверглись тщательной проверке работниками особого отдела.

Вот здесь и поступила противоречивая информация на командира отряда Кочубея. Стал известным факт неподчинения приказу руководства действующей армии. Взятого отрядом языка вместо отправки через линию фронта (как было передано с приказом шифровкой в отряд) Иван Кочубей расстрелял лично, обосновывая отсутствием опытных бойцов, необходимых для переброски пленного немца через линию фронта. И взял за самостоятельно принятое решение всю ответственность на себя.

Не плачевно – боевые заслуги отряда компенсировали своевольность Кочубея. Егоров поморщился, налив себе еще полкружки. Выпил залпом, на выдохе.

Но вот утаение нескольких коробок с документацией вермахта под грифами особой секретности, отбитых у подразделения СС во время одной из боевых операций отряда, уже рассматривается под другим ракурсом.

Да, Кочубей подозревал предательство в отряде и не сообщил в штаб армии об архиве, боясь перехвата шифровки, опасаясь тем самым потери важных документов. Но неизвестно, для каких целей он увез архив, самостоятельно, в одиночку… Куда? Не поставив в известность других членов руководства отряда. Заявив, что спрятал документы в одном, известном только ему месте!

И вообще Кочубей, со слов действующих участников отряда, обладающих определенным авторитетом, а значит, заслуживающим доверие, очень часто отлучался из расположения отряда один, появляясь под утро, без каких-либо объяснений, игнорирующий вопросы товарищей по оружию о своем отсутствии.

Один из участников зимнего перехода партизанского соединения на другое место дислокации заявил об уходе в разведку Кочубея и еще двух бойцов отряда. Отряд мучил в тот момент голод. Часть незамерзших болот и горный ландшафт скрывали группу в триста человек от противника. Вылазки были смерти подобны: по ту стороны болот шныряли отряды карателей. Кочубей вернулся с одним из бойцов с целой подводой мелко нарубленного замороженного мяса, якобы отбитого у кухни немецкого батальона. Это помогло не умереть от голода отряду. Хотя мясо не было похоже на все известные виды животных, употребляемых ранее в пищу. Вернувшийся вместе с Кочубеем боец погиб от шальной пули. При первой же стычке с немцами.

Егоров, нахмурившись, закурил. Он помнил показания немца из младшего состава подразделения СС, чья часть была смята авианалетом и ударами передовых частей Красной армии. Он как-то загнанно рассказывал о смерти своего командира, очевидцем которой он стал, заявив, что пришедший сам(!) в расположение немецких войск партизан, за которого было назначено вознаграждение, буквально рвал грудную клетку оберштурмфюрера армейским ножом. Глаза партизана в тот момент были безумны.