Михаэль Кречмер - Чертик у Флорианских ворот. Повесть

Магда на лету поймала папку и широким жестом вручила ее немцу:

– Благодарю вас герр Клоц. Вы немного льстите польским женщинам. По общему мнению, еврейские женщины намного красивее. В этом я могу вас заверить, как истинная полька, – мило улыбаясь, отвечала Магда на прекрасном немецком.

Архитектор, окончательно смутился и, пробасив слова извинения, быстро удалился, прижав документы к груди.

Магда лежала на животе, уткнувшись носом в упругую подушку и вдыхая чуть дурманящий запах лаванды. Ее вдруг развеселило, что Метек, верный аристократическому воспитанию, даже для этой квартиры он приобрел лучшее постельное белье и вдобавок не поскупился на прованский ароматический порошок. Эту небольшую квартиру в рабочем районе Кракова, из тех, что в Польше именуют квавалерками 8 8 В Польше- маленькая квартира , Метек приобрел еще лет десять назад для интимных встреч, ибо приводить девчонок в родительский особняк на улице Салваторской означало бы оскорбить шляхетскую честь старого графа Домбровского и довести до сердечного приступа воспитанную в строгих евангелических традициях мать.

Несмотря на малую площадь квартиры, молодой граф обставил ее по истине с аристократическим размахом. Но, к сожалению, нужно признать, потомственный аристократ Берлинг-Домбровский не отличался особо утонченным вкусом, что, по-видимому, и сделало его поклонником простеньких водевилей, которые ставили в театре «Миллениум». Квартиру заполнила купленная Метеком мебель в стиле фальшивого барокко, потолок украшала гипсовая лепнина, а на стенах висели картины, на которых было сложно было что-нибудь разобрать на фоне роскошных золоченых рамок. Но вот набор напитков, сигар и шоколадных конфет был действительно впечатляющим. В этом вопросе на вкус графа действительно можно положиться.

Граф долго что-то говорил, периодически покрывая поцелуями обнаженную спину Магды, в то время как та силилась понять, что же заставило ее принять его предложение работать в его инженерной конторе, а потом принять его предложение приехать сюда…

Метек, пустой, ни на что не способный человек, который и шагу не может ступить без семейных денег и связей… Да по сравнению даже Тадеуш, который без очков натыкается на дверь – образец мужества, хотя и не имеет ни атлетической фигуры, ни красивых синих глаз, ни обволакивающего голоса. О своем дипломе инженера он вспомнил только, когда пришли немцы… Магда не была уверена, видела ли она Метека, занимающегося чем-либо кроме приятного времяпровождения в краковских клубах, ресторанах и спектаклей театра Миллениум. Но почему-же с ним так хорошо, что не хочется уходить…

Она внезапно села на кровати и обвила руки вокруг шеи Метека, так что ее груди прижались к его спине. Это произошло так неожиданно, что граф даже застонал от удовольствия.

– А как твои родители? Извини. Я так и не поинтересовалась.

Граф обхватил колени руками и опустил голову.

– Мама в порядке. Старается держатся подальше от своих обожаемых соплеменников. А отец арестован…

– Арестован?! Ты это серьезно? – искренне удивилась Магда, хотя события последних месяцев приучили ее, что последнее, чему стоило бы удивляться, это аресты, казни и просто бесследные исчезновения абсолютно невинных людей.

– Ты помнишь, как эти ублюдки закрыли Ягеллонский университет? Как «рассадник ненависти к германской нации и тысячелетней германской культуре».

– Помню… Они арестовали всех профессоров… Всех, кто тогда провел занятия, несмотря на запрет.

– Так вот… Мой отец был председателем попечительского совета юридического факультета. Когда это случилось, он надел свой парадный мундир полковника императорской армии, нацепил оставшиеся еще с той войны австрийские ордена и поехал прямо в Вавельский замок, дабы выразить протест самому генерал-губернатору…

– Писали, что Ганс Франк сам доктор юриспруденции… – вспомнила Магда.

– Это да. Но думаю, отец такому «доктору» не доверил бы и полы мыть на кафедре. В общем, не знаю, смог ли он пробиться к самому Франку, но его быстро скрутили и отправили в гестапо со всеми его орденами. Нашлись доброхоты, которые вспомнили как он разглагольствовал на тему величия польской нации и насмехался над немцами с их чертовым фюрером…

– Вы знаете, где он сейчас? – спросила Магда.

– Скорее всего в Освенциме. Недалеко от Кракова. Немцы свозят туда польских заключенных из всей Силезии, размещают в старых армейских казармах. Мы с мамой пытались выяснить, можно ли его навестить, но нам засмеялись в лицо и сказали, что поляки могут туда попасть только в качестве арестантов.

– И ты так спокойно об этом говоришь? – разозлилась Магда. – Не попытаешься, что-нибудь предпринять? Ты же офицер!

– Что я мог сделать?! Что?! Боже мой, я всего лишь инженер, никакой не офицер… – сказал Метек с горечью и внезапно заплакал.

– Когда немецкие части подошли к Кракову, мы не сделали не одного выстрела. Нас поставили в оборону возле Дояздува. Нас было от силы два десятка ополченцев чуть ли не с мушкетами времен короля Сигизмунда против пехотного батальона. Я сказал своим ополченцам не стрелять…

Воцарилась тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов.

– Если бы вы стали стрелять, немцы бы вас убили? – хрипло спросила Магда.

– Нет. Угостили бы шнапсом… – огрызнулся Метек. – Ты пойми, Краковская армия к тому моменту почти что перестала существовать. У меня не было никакого приказа или плана действий…

Первые месяцы оккупации прошли, как в тумане. Магда в конце концов поддалась на уговоры графа Домбровского, то есть, разумеется, герра Берлинга, и перешла на работу в инженерную контору, расположенную недалеко от Главного Вокзала. О недолгой работе на каменоломне ей напоминала только огрубевшая кожа на руках.

«Вот и все… Теперь ты – любовница-секретарша у своего начальника. Ниже этого – только быть содержанкой у какого-нибудь богатея» – угрюмо думала Магда, приступая по утрам к своим не слишком утомительным обязанностям. Она представила себя в качестве любовницы пана Густава Вроницкого – многолетнего директора театра Миллениум, и только усмехнулась… Несмотря на расхожее мнение об около богемной, театральной публике, директор Миллениума обожал свою не очень здоровую жену и троих детей и никогда не был замечен ни в чем предосудительном.

В конторе у Метека постоянно ошивались немцы. Магда ощущала на себе их откровенно похотливые взгляды и с трудом заставляла себя вежливо улыбаться в ответ на однообразные липкие комплименты о красоте славянских женщин. Во всем этом было что-то до тошноты унизительное, словно она согласилась на гнусное предложение, которое сделал ей негодяй с биржи труда.