Эрнест Орнелл - Умирая, подумай о ближнем

– Ну да. Почему тебя это пугает? – как будто пожал плечами Урча, – Посмотри на небо, – мотнул он головой к облакам, – Разве ты не видишь, что моё влияние и так постепенно разрастается? Рано или поздно я всё равно проникну в ваш мир. Она же говорила тебе, что это неизбежно, – скользнув на пол и меланхолично положив голову на подоконник, убеждал меня змей.

– Ты пока что проявляешься напрямую только мне, и меня это более чем устраивает, – ответил я, – Не думаю, что остальные готовы тебя увидеть – поэтому хочу повременить с твоим воплощением.

– К этому нельзя быть готовым, сам ведь знаешь, – холодно ответил Урча, поднимая на меня глаза, – Но должен, вроде бы, понимать, что чем дольше ты нас держишь, тем хуже и тебе, и нам, – прошипел он. Я встретил его взгляд, ощущая, как в груди медленно закипает ярость. Наконец я побеждённо вздохнул и, прикрыв на секунду глаза, посмотрел на своего друга уже примирительно.

– Знаю, Урча, знаю. Просто ещё не готов.

– Понимаю. Я просто не хочу, чтобы ты потом винил себя за своё промедление, приписывал его заботе об остальных, – также успокоившись, задумчиво проговорил Урча, скрытно пододвинувшись и незаметно отодвинув тарелку подальше от меня, – Если повторишь свою ошибку во второй раз, то уже точно не сможешь избавиться от вины; я не хочу, чтобы ты так и продолжил мучиться. Ещё больше я, конечно, не хочу, чтобы оправдывал свою нерешительность неготовностью остальных. Я не для того в тебе воплотился, чтобы ты лгал самому себе, понимаешь? – с серьёзным, невозмутимым видом объяснялся он, прерываясь на громкое, смачное чавканье золотистым рисом.

– Да, Урча, – согласился я, – Просто если я сейчас признаю свою способность всё изменить, то сразу появится вопрос: а почему тогда, когда они умирали, я не смог ничего сделать? Ну, помимо того, чтобы убить их самому. Почему тогда я был бессилен, почему тогда я был обречён на то, чтобы просто идти по течению? – допытывал я змея, параллельно (как и он, в меру скрытно) достав крепкую сигариллу и щёлкнув зажигалкой, – Ты ведь нарушаешь привычный нам ход времени; так почему мы не смогли всё предотвратить тогда, встретиться в других обстоятельствах? – спросил я у него, пустив в окно плотное облако сизого дыма. Когда никотин подействовал, связь с Урчей затуманилась, и он, растворяясь в воздухе, возмущённо ускорил свой завтрак.

– Скоро узнаешь, – почти задыхаясь, с полным ртом ответил мне мой сосед, – Ну и упрямый же ты урод, в конце концов. Знаешь ведь, что я прав, а слушать меня не хочешь.

– Конечно, знаю, – ответил я и хитро, самодовольно улыбнулся; змей улыбнулся мне в ответ – каждый как будто улыбался своему отражению, – Меня просто бесит, что ты мне это говоришь. Что дошёл до этого не я.

– Довелось, конечно, в такого вселиться, – улыбнулся мне Урча, – У Лёни увидимся тогда? – спросил он, окончательно растворяясь в воздухе.

– Да. Увидимся, Урча, – ответил я пустой комнате. Сигарилла на моих глазах дотлела до самого основания, и я раздражённо раздавил её в пепельнице. Надеясь на то, что он оставил мне хоть немного еды, я заглянул в тарелку – и оставшиеся зёрна риса тут же растворились в воздухе, как будто их проглотил кто-то невидимый. Лишившись своего завтрака и своей дозы никотина, я в сердцах обругал своего друга, и он рассмеялся мне в ответ завываниями ветра за окном.

Дойдя до конца заасфальтированной дорожки, я ступил на мелкий гравий среза к электричке. Залитый солнцем парк остался позади, и по моему телу скользнула холодная тень эстакады. Я глубоко вздохнул, позволяя зрачкам расшириться, позволяя ознобу вскарабкаться прямо к сердцу; казалось, будто птицы замолкли, как и шум проезжавших над головой машин; будто всё на секунду исказилось и, пока я не заметил никаких отличий, тут же вернулось на своё место. Идущая впереди семья не сбавляла шаг, и это немного успокоило меня. В ту же секунду их дочь показала рукой куда-то в сторону, и мать торопливо потащила её вперёд, буквально отворачивая её голову от одной из колонн. Они ускорили шаг, оставляя далеко позади скрытую от меня проблему.

В руках защипало; пытаясь на них не смотреть, я растёр их в попытке прогнать фантомную боль; когда же я всё-таки опустил на них взгляд, они снова были покрыты толстым слоем запёкшейся крови.

– Пора за работу, – прошуршал Урча мне на ухо, аккуратно слизав с его мочки запёкшийся струп, – Мы ведь не можем оставить его умирать в одиночестве, верно?

– Пора за работу, – едва слышно выдохнул я в ответ, сжимая и разжимая пальцы, – Покажешь, где он?

– Конечно, – ответил Урча и, скользнув вниз по моей руке, приземлился на гравий и пополз куда-то за колонны, оставляя за собой неглубокую бороздку.

Я немного попрыгал и помахал руками, чтобы подготовиться; услышав эту мысль, Урча выглянул из-за бетонной колонны прямо под полотном дороги и, укорительно посмотрев на меня, кивнул куда-то к земле. Я судорожно кивнул в ответ и, вздохнув и сжав руки в кулак в последний раз, твёрдой походкой зашагал к умиравшему.

Пожилой мужчина опирался спиной о грязный, серый бетон. Его ноги были протянуты, а руки брошены по бокам – весь он скорее напоминал брошенную куклу, нежели живого человека. Он тяжело, но мелко дышал; его бледное лицо хватало ртом затхлый, влажный воздух, а глаза бегали по кишкам дорожной эстакады. В конце концов рассеянные, потерянные глаза мужчины сфокусировались на мне, и я сумел увидеть в них своё отражение – всего лишь кровавое пятно на бельме умиравшего глаза.

Когда я присел перед ним на корточки, он было задвигал руками, зашевелил губами в попытке попросить меня о помощи, но, ощутив мои покрытые засохшей кровью пальцы на своей шее, перестал сопротивляться. Я улыбнулся ему, исказив гранатовую спираль своего лица новым завитком, и взял его руки в свои.

– Ты пришёл меня забрать? – еле слышно прошамкал он и улыбнулся в ответ.

– Не забрать. Проводить, – поправил я его, – Никто не заслуживает умирать в одиночестве.

– Но ты не пойдёшь со мной? – спросил он тихо и мягко сжал мою руку.

– Нет, – содрогнулся я, – Ещё не время.

– Ничего страшного, – выдохнул он, и его голова завалилась назад. Всё его тело обмякло, а зрачки расширились. Я видел, как сознание ускользнуло из его тела, и не мог не улыбнуться со слезами на изорванных глазах: перед смертью в нём было гораздо меньше страха, чем за минуту до неё. Хватка его рук ослабла, и я сложил их на его животе и закрыл его глаза. Он выглядел умиротворённо, как будто присел отдохнуть после долгой дороги. Я проверил его пульс и, не найдя признаков жизни, поднялся и отвернулся прочь.

– Ты тоже рано или поздно уйдёшь. Это неизбежно, правда? – прохрипел его труп за моей спиной. Я мог буквально увидеть его пустые, безжизненные глаза, поеденные чёрной пустотой: Урча опять вселился в свежий труп.