Ия Карповская - Сибирские светлые иные: сборник. «Чувства, Энрике и Тиль», «Василий и Анастасия: история любви и смерти», «Песнь Химауры и Осени»

«Я испытываю точно такие же чувства, Энрике. Вот потому и хочу разгрузить голову от негатива на природе и в Дозоре. Простите, что стала вываливать все о себе, просто сил уже нет. В этом поле так свежо, так красиво и тихо! Травы не умеют ненавидеть, они могут любить только Солнце… которое было Богом во времена древних кельтов. Как жаль, что этой Эпохи больше нет. Мне было бы очень хорошо, если бы я могла носить средневековое платье и умела играть на флейте».

Энрике после этих слов словно током ударило. Он умел играть на этом музыкальном инструменте, особенно обожал древние мелодии своей юности… человеческой. Песни, которые уже никто не помнит. Юноша ошарашено глядел на напарницу, и не мог поверить, что наконец – то встретил родственную душу в этом Аду… Тут под прицелом его бездонных голубых глаз Тиль стала еще больше улыбаться и довольно кивнула. Юноша принял это к сведению и предложил пройтись, очарованный кроткостью собеседницы. Его душа сама запела, наконец за все эти пятьдесят лет в Братске, словно флейта, а может быть эти двое предназначены друг для друга? Стройный, как тростиночка, сногсшибательный красавец, шеф скинул с себя серый пиджак и потом аккуратно свернул его, оставшись в рубашке и галстуке. Сел в зеленую душистую траву. Тиль, вся светясь от радости, присела рядом. Также как и начальник, она стеснялась своей симпатии к нему, а он – к ней… Вернее, эти образы сложились у обоих в головах… Энрике поднял голову к небу, и задумчиво молвил:

«Когда Солнце было Богом, Мир жил по законам Природы, в сонме язычества. Женщины не знали наркоты и вкуса табака, и были всегда свежи и молоды очень долго… Ты просто мог пойти на поляну, помолиться Одину, или эльфам, они тогда еще жили среди людей. Я Они женились на простых девушках, и тщательно скрывали свою истинную природу от всех. Один решал, кому жить, а кому достойно умереть. Его валькирии также любили и ненавидели, да и я бы был не прочь провести пару ночей с этими воинственными Девами. Я по своей природе язычник от мозга до костей, нелюдь, как и ты. Слушай, переходи ко мне на «ты», надоело на «вы».

«Хорошо. Как тебя звали раньше»?

«Мое настоящее имя ГВЕЛД, потом я стал Энрике. Но оба этих имени прекрасно гармонируют друг с другом. Гвелдом меня зовут только в особых общинах. По сути у меня эльфийская душа, вот она и тянется на волю, в лес. Долго я не могу находиться в городе. Природа и язычество ЕДИНЫ. Это истинная религия. А во что веришь ты»?

Тиль очень осторожно положила Энрике на плечо руку.

«Я язычница. Вот еще вопрос – почему Братск докатился до Химауры и ничего нельзя сделать даже людям»?

«Это Мертвая Зона. А о мертвых либо все, либо ничего. Насчет природы ты права. Проще жить в лесу, чем связываться с быдлом. Я сижу здесь уже пятьдесят лет. И все эти годы нещадно посылал всех наглых и хамоватых девиц. Я обручен с Природой, Тиль, этого достаточно».

Золотые локоны Энрике сливались с цветом и звоном голубого неба, в котором все еще летали птицы, локоны, такие древние и красивые… Трудно было поверить, что эту шевелюру НИКОГДА не красили всякой химией. Золотые власы свивались на концах в тяжелые, благородные кольца и сбегали по стройной спине волнами, почти достигая пояса. Нереально сногсшибательный парень чах в городе алюминиевого смога. Хотя он же Иной, что тут гадать? Черты лица скрывали страсть, которая могла вырваться на свободу и снести ВСЕ на своем пути. Но особенно, как говорилось выше, поразили девушку глаза шефа. Большие, мудрые, голубые, как ясное небо… Их юный и одновременно «тяжелый» взор мог просто пригвоздить любого, кто считал Энрике сопляком. Не верилось, что эти красивые очи видели СТОЛЬКО, что представить страшно. И вот теперь Светлый Маг просто отдыхает. Его тонкие губы ТАК манили к себе, просили поцелуя достойной женщины. А вышеописанные власы цвета глубокого золота и спелой пшеницы были тщательно расчесаны, уложены в пряди на плечах и частично закрывали галстук. И вот он, женский идеал, ангел, уставший от груза веков, кельт, сидит и мечтает, немного прикрыв глаза. Выглаженная белая рубашка пахнет одеколоном, лицо гладко выбрито, без усов, и легкий, едва заметный румянец на щеках… А зеленые волны поля успокаивали Иных. Иногда шеф тоже бросал на девушку взгляд. По траве скакали молодые кузнечики – кобылки, их было очень много, и они не знали слез. Пушистые шмели вились вокруг цветов, и паре показалось – вот она, настоящая жизнь – в поле… А не в городе, где все достало до невообразимых пределов.

Ира вспомнила, как один раз она пришла домой, выжатая как лимон, издерганная, а тут еще родители полезли с придирками. Бедная девушка закрылась в туалете и стала рыдать навзрыд, а потом когда ее пришла утешать бабушка, просто вцепилась в нее, а та обнимала внучку, целовала, и говорила:

«Не надо так, моя хорошая, – это все нервы, понимаешь? Выпей валерьянки и успокойся. Давай я дам тебе валерьянки, а? А полыни? Ну ты только посмотри на себя, у тебя руки как у алкоголика трясутся»!

«Я устала от всего этого, я не хочу больше так жить, я не могу выйти на улицу и спокойно посидеть даже в парке – кругом эта погань: влюбленные парочки с цветочками в руках девиц, а девицы эти размалеванные, пустые, дикие и тупые, как бревна! Ненавижу их! Почему им все, а мне ничего?! Почему они радуются, а я плачу сутками?! За что мне все это, черт возьми?! Я не понимаю, почему?! Почему я не могу радоваться, как все, какого… я здесь живу»?! От такой триады бабушка еще крепче прижала внучку к себе и принялась гладить по голове. Спросила:

«Мы все тебя любим, неужели это плохо? Вот, посмотри: подарили сапоги, куртку, брюки, любя, для тебя выбирала – неужели не нравится?»

«Нет, я рада конечно, но ведь вещи это вещи, они не обнимут тебя так, как ты, не подарят цветов, не проводят до дома и не будут целовать! Мне обидно до слез что я трачу свою юность на пустоту! Я не курю и не гуляю, не требую ни от кого денег, а все равно одна»!

«Моя ты красота, да они же, все эти девчонки и мальчишки, ГЛУПЫЕ! Они сами не разбираются, с кем гуляют, подарки дарят чисто как приманку, а потом у них все это перегорит и исчезнет! Поверь! Не стоит из – за этого плакать. Да, обидно, но что сделаешь? Придет и твое время».

Ира взглянула едва видящими от слез глазами в доброе родное лицо и прошептала:

«Раз так, тогда ПОЧЕМУ ЗДЕСЬ Я НЕ МОГУ никого найти для себя, чтобы склеить разорванную в клочья душу?! Я не хочу так сидеть и ждать всю жизнь, я тоже хочу целоваться и любить! Мне не нужны флэты и дискотеки! И не нужен сопляк, которому бы только с друзьями сутками болтаться»!

«Ира, да они же еще умом не выросли! У них мозги вареные потому как опыта нет! А ты выше всего этого быдла, потому подожди, и к тебе придет счастье лучшее на свете, ты этого достойна»!