Алексей Черемисин - Вкус вечной ночи

Доверившись священнику, Настя позволила ему проводить себя в собор, и с первыми лучами солнца она погрузилась в свой глубокий и мистический сон.

Батюшка же времени не терял и, проспав до обеда после «причастия», он сходил в торговые ряды, хорошенько там опохмелился и направился прямиком в полицию, где и выложил как есть, какой убийца спит в подвале храма. В качестве доказательства он указал служивым людям, где им найти растерзанный труп ночного насильника.

Перекрестившись с чувством выполненного долга, он понял вдруг, что хочет до заката еще кое-что успеть, и, путаясь ногами в рясе, немного пошатываясь, поспешил в собор.

Доверившись святому отцу, Настя и не знала, что это вовсе не святой отец, а самый настоящий предатель истинной православной церкви, чьи добродетели невероятно лживы и циничны.

Будучи двуличным актером, уже много лет сей нечестивый священник водил за нос все Черноземье, притворяясь истовым богословом, но на самом же деле этот человек продал когда-то душу Белиалу за долгую и сытную жизнь, помноженную на карьеру и всеобщее глубокое уважение.

Обманывая прихожан и настоящих, искренних служителей веры, отец Николай имел изрядное пристрастие к алкоголю, гедонизму и ко всяческим развратным, богомерзким развлечениям.

Постоянный завсегдатай публичного дома, он оставлял там львиную долю собранных с прихода средств, а остальную же часть денег он просаживал в домах игорных.

Чтобы об этом не стало известно горожанам, высокопоставленный поп снимал там ложу и играл исключительно с приезжими. Никогда не выигрывал и всегда на это злился, изрыгая потом хулу с проклятьями на небеса и церковь.

Всякий раз, когда вышестоящее духовенство интересовалось тратой денег, отец Николай клялся на кресте, что отдал их на благотворительность, чем с каждым днем он все больше и больше загонял свою несчастную гнилую душу в ад.

Благочестивая Настя, дитя добродетели, не могла знать, что, будучи допущенным до воспитанниц Александрийского института, поп не одну воспитанницу в нем обесчестил, и только искренне верующая дочь подполковника Жуковского не замечала никогда его скользких и непрозрачных намеков. И если знала бы она, зачем бежит сейчас сей нечестивец в церковь, она бы, конечно же, проснулась и дала бы ему отпор. Но это только – если бы могла…

Очнувшись ото сна, Настя почувствовала острую боль между ног, а потом – странную тяжесть на теле и чье-то усердное, сосредоточенное пыхтение в ухо.

В следующий момент она поняла, что на ней лежит благочестивый отец Николай, полы его рясы задраны, как и платье девушки, и, раздвинув ноги Насти, он совершает над ней циничное и богохульственное непотребное насилие!

Поп был толстый, потный и тяжелый. Его до ужаса мохнатое тело терлось о нежную кожу девушки, а висящее на груди распятие больно обжигало ей грудь. Не передать словами ту волну отвратительного омерзения, что охватила Настю.

Девушке показалось, что мир ее рухнул. До настоящего момента она еще верила в то, что может попасть на небеса, но теперь же она почувствовала, как перед нею распахнулись двери в ад. Все то, чему учили Настю родители, все то, что прививали ей в институте, оказалось ложью. Ложью, от которой очень явственно и неприкрыто теперь подванивало гнильцой.

Дико заревев, одним движением руки Настя отбросила от себя священника. Ударившись об каменную кладку подвала, тот грузно осел на пол и выставил перед собою массивное золотое распятие, что висело у него на груди.

– Что вы наделали? – закричала девушка от бессильной боли в душе. – Ведь я же вам доверилась! Ведь вы же прививали мне все эти добродетели, которыми я хотела жить! Как вы, бессовестный, могли лишить меня чести во сне?!

– Не скажу, что это было трудно! – облизнув губы, очень гадко хихикнул священник. – Еще ведь в институте уже я давно к тебе присматривался, да только ты все скромницу из себя да недотрогу корчила!

– Но зачем? Зачем так со мной поступать? Да еще и в храме святом! Как же можно?!

– Ну а что добру пропадать? – развел руками наглый поп. – Тебе все равно помирать, а тут – хоть мне какая-то услада.

– Что значит помирать? – насторожилась Настя.

– Неужели ты и правда думала, что экзорцизм снова сделает тебя человеком? Наивное дитя. С носферату может быть лишь один разговор – осиновый кол в сердце, да на костер! И думается что-то мне, что очень скоро ты на нем окажешься!

– За что? Ведь я не сделала же ничего плохого! – закричала Настя. – Я мечтала быть фрейлиной при императоре. Да я же замуж мечтала выйти! И жизни я лишила только тех, кто это искренне заслуживал!

– Такой как ты не место среди людей! – поднявшись на ноги, наставительно сказал священник. – Я лично избавлю светлый мир от такой богомерзкой твари, как ты! Очень жаль, что ты проснулась слишком рано, и кончил я в тебя всего два раза! Один раз, третий, случайно мимо получился…

Только сейчас, присмотревшись к платью, Настя увидела, что испачкано оно теперь не только кровью, и даже взвыла от унижения и ярости.

– Да будь ты проклят, дьявол в рясе! – воскликнула девушка, понимая, что разум покидает ее.

– О нет, поганая нечисть клыкастая! Я не дьявол! Но все же скоро ты передашь от меня Белиалу привет!

Выставив перед собою крест, поп отважно пошел на Настю. Увы, он не знал, что кресты не так уж и губительны для вампиров, как писал о том аббат Кальме.

Закричав от раздирающей ее изнутри душевной боли, Настя стремительной молнией налетела на священника и как тростинку переломила его руку с крестом.

Поп закричал и понял, что надо бежать, но было поздно.

Швырнув священника об стену, Настя подхватила выпавший у того из недр рясы молитвенник и с силой вбила его в широко раскрытый рот от ужаса нечестивца.

Щеки святого отца сначала треснули, а потом разорвались, и окладистая борода его окрасилась кровью. Не обращая внимания на крики священника, осатаневшая девушка с остервенением продолжала вбивать ему святую книгу прямо в глотку, совершенно потеряв от горя все человеческое, что было ей присуще.

Поп как умел, пытался отбиваться от нее уцелевшей рукой, но пребывающая в ярости вампирша вывернула ее, словно окорочок у вареной курицы, и с диким воем вцепилась ему клыками в горло.

Священник орал, как революционный матрос на расстреле, но Настя вырвала ему гортань, и кровь нечестивого служителя церкви теперь двумя фонтами била ей прямо в лицо, орошая и без того уже оскверненное батюшкой свадебное платье невесты.

Прижавшись губами к зияющей ране, она неистово пила кровь человека, что совершенным над нею насилием в один краткий миг безжалостно разрушил в ней все хорошее, все грезы прошлого, а с ними – детские мечты. Священник бился в ее руках и пытался оттолкнуть, но недолго.