Дарина Грот - Александра

В ту ночь каждый долго мучился, прежде чем ему или ей удавалось забыться сновидениями. В ту ночь Аня уснула позже всех, сама даже не понимая, спит ли она или бредит.

Ровно в 3:30:45 дверь ее комнаты приоткрылась на предельно маленькое расстояние: в появившуюся щелку могло пролезть только два пальца. Остановившись на таком расстоянии, дверь застыла, словно ее посадили на огромные саморезы и прикрутили к полу и потолку. Недвижимая, залитая сверху бетоном. Аня спала, ворочаясь, что-то шепча. Она не слышала, как противно и душевыворачивающе скрипнула дверь. Не видела она как та самая дверь застыла в посмертном покое. Не заметила она, что комната наполнилась запахом цветущего чертополоха, а за ним канатцем вползла черная мгла, извиваясь руслом реки.

Медленно, не касаясь пола, черное, гибкое веретено подползло к кровати. Обвилось вокруг кроватной ножки и поползло вверх. Беззвучно, бесчувственно для мира оно прошло под одеяло и, не прикасаясь к коже, обвилось вокруг выскользнувшей из-под одеяла правой ноги Ани, чуть сжимая пульсирующие икроножные мышцы, но все еще не дотрагиваясь. Отрывистыми изображениями, появляясь и исчезая, шипя как внезапно включившийся телевизор, не подключенный к антенне, веретено покрывалось черной змеиной кожей, а начало его обрело форму клиновидной головы. Из чуть приподнятой верхней челюсти, образующей маленькую дырочку, медленно появлялась токая, длинная, блестящая «нитка», конец которой тут же раздвоился, явив собой змеиный язык. Змея приподняла голову, а затем и четверть верхней части тела, постоянно высовывая язык, щупая воздух, улавливая мельчайшие частицы.

В комнате раздался звук погремушки на конце змеиного хвоста. Аня ничего этого не слышала, забывшись сном. Погремушка, словно отрепетировав в самом начале мелодию, постепенно вошла в уже знакомый темп. Язык все чаще показывался из опасного рта, более влажный, более нервный. Кончики рогатки лизали воздух, тут же исчезали во рту гремучника, размазывая по нёбу все что им удалось поймать. И тут же появлялись снова, выискивая новые частицы. Тут, как только язык в очередной раз исчез во рту змеи, все замерло. Змея не шевелилась, вкушая пойманные частицы, все еще тщательно перетирая их о свое нёбо. Ее пасть стала открываться, погремушка ускорила темп, переходя в вальсовый. Раз-два-три. Раз-два-три. Пасть открывалась шире. Раз-два-три. Раз-два-три! Показались удивительно белые клыки, раскрывающиеся с верхней челюсти, встающие вертикально. С острых кончиков на простыни опустилась капля желтовато-прозрачной жидкости. Мокрое пятно на ткани тут же почернело и, испустив струйку густого сизого дыма, оставив дырочку с опаленными краями, исчезло.

Раз-два-три! Раз-два-три! Погремушка гремела сильнее и быстрее. Аня открыла глаза. В эту секунду гремучник нанес мгновенный укус на внутренней части бедра. Погремушка колыхнулась в сторону, обратно, и тут же последовал еще один укус. Аня, ничего не понимающая спросонья, взвизгнула, почувствовав пронзительную боль в правой ноге, чуть выше колена. И в момент, когда Аня впопыхах, потрясённая болью, шарила рукой по прикроватной тумбочке в поисках выключателя. Гремучник нанес третий укус. И снова истошный крик, источающий энергию неистовой боли, охватил комнату девушки.

В дверь стучали родители, сбивая руки в кровь, требуя, чтобы дочь открыла дверь или хотя бы объяснила, почему она орет как потерпевшая. После третьего укуса, гремучник сполз с ноги и исчез в темном углу комнаты, противоположному двери, откуда он появился. Замок в двери щелкнул, и родители Ани буквально ввалились в комнату. Их лица были напуганы, глаза судорожно рыскали по комнате, осматривая периметр, осматривая искаженное болью и страхом лицо их дочери.

– Что случилось? – отец подбежал к кровати, схватил Аню за плечи, пристально разглядывая ее глаза и лицо.

– Здесь была змея! Она укусила меня! Змея! – голосила Анна, скидывая с кровати одеяло. – Вот! Смотри! – она показывала отцу ногу, тыкая пальцем чуть выше колена.

– Здесь ничего нет.

– Мам! – взвизгнула Аня, – ну посмотри ты! Видишь дырочки!

Женщина внимательно осмотрела всю ногу дочери и нашла только пару ссадин, полученных после поспешного бритья ног перед приходом Альберта.

– Детка, здесь ничего нет, – мама взглянула на дочь, чье состояние паники перешагнуло все самые немыслимые пределы. – Тебе просто приснился страшный сон. Успокойся.

– Какой сон?! – Аня злилась, – я что, по-вашему, не могу отключить сон от реальности? Говорю вам, здесь была змея!

– Хорошо! – мужчина решительно встал и принялся тщательно осматривать комнату, все закутки и уголки. Посмотрел под кровать, посветил за шкафом ярким фонариком, проверил все за компьютерным столом, под батареями. Он просмотрел всевозможные щели, куда теоретически могла спрятаться змея. Но он ничего не нашел.

– Здесь нет никого. Никаких змей! – строго заявил он, посмотрев на дочь, пока та, словно ничего не понимая, ничему не веря, исследовала свою правую ногу, действительно не найдя там ни единого пореза. – Это был сон! – подытожил отец.

– Ты успокоилась? – ласково спросила женщина, поглаживая своего великовозрастного ребенка по спине, мягко улыбаясь. – Ничего страшного.

Аня кивнула в ответ, все еще не в силах оторвать глаз от ноги, выискивая 6 злосчастных дырок от зубов.

Родители ушли в свою комнату, оба думая лишь об одном, после такой встряски уснуть теперь будет нелегко. Уже через полтора часа вставать на работу. И если мама Ани чувствовала жалость и симпатию к своему ребенку, то отец явно злился из-за того, что его лилейный сон был прерван чужими кошмарами. Были бы свои, может было бы не так обидно. Если бы Ане было 5 лет, он бы понял странную слепую веру в сны. Но 22-летняя кобыла, которая встречается с парнем, которая через год заканчивает академию, визжит как 5-летняя девчонка – это уже слишком! И вот так вот бухтя себе под нос беззвучными словами, покрытыми уникальным монолитом, он все-таки провалился в долгожданный сон. Этот час, в который ты просыпаешь до будильника, самый ценный. Ты поспешно кутаешься в одеяло, облегченно вздыхаешь, ведь еще целый час можно спать.

– Как же так? – Слава не понимал и не хотел понимать реальность. Напротив сидел Максим. На нем был надет черный костюм, умрачняющий его и без того мрачный вид. Его глаза блестели. Они всегда блестели, но в этот раз от скопившихся в них слез, которые Макс старательно контролировал, не давая им возможности упасть, позорно скатиться по щеке с двухдневной щетиной. Разве это того стоит? Ему наставили рога, крутили шуры-муры прямо под носом, а он расстраивается из-за того, что судьба отвела его от этой девушки? А судьба ли это была? Макс посмотрел на Славу. Ведь он так и не сказал, что сподвигло его поехать к Ане в тот день. Сказать? Спросить? Может, у Святослава есть объяснения произошедшему? Но что-то мешало ему издать даже звук, хоть как-то связанный с этой историей и с Сашей. Даже когда он был готов спросить, бывало ли у Саши нечто подобное, язык словно в камень превращался.