Наталья Тимошенко - Мертвая неделя

– Но при этом они хотят, чтобы за домом следил кто-то еще, – уже с бо́льшим энтузиазмом ответил Степан. Наверное, его ободрило, что не все гости настроены скептически и не подняли его сразу на смех. – То есть за домом надо ухаживать, появляться часто, хозяину еды оставлять. А я здесь бываю редко. Далеко от деревни. Шалить начнет от скуки.

– А если не оставить еду, он не придет? – с нескрываемым скепсисом поинтересовалась Мирра.

– Не, – Степан качнул головой. – Баба Глаша защиту поставила, – он кивнул в сторону двери. – Только оставленной едой ее можно разрушить, вот я и не оставляю.

Больше расспрашивать не стали. Всем хотелось есть и спать, не до разговоров. Пока варилась картошка в старом чугунке в печи, Полина, оказавшаяся не только красавицей, но еще и домовитой хозяйкой, приготовила незамысловатый салат, умудрилась из консервов соорудить произведение искусства. Мирра только с опаской косилась на большие куски тушенки с нерастопленным жиром и мерзкого вида холодцом. Она мясо почти не ела, даже приемной матери не удавалось заставить, но сейчас понимала, что поесть нужно. Завтра предстоит день гораздо более тяжелый, чем сегодня, а потому следует подкопить силы. И никакие овощи их не придадут в нужном количестве.

Все уже сели за стол, когда заметно повеселевший после прекратившихся расспросов о неудобных вещах Степан хлопнул себя по лбу и воскликнул:

– Я же совсем забыл!

О чем забыл, рассказать гостям не торопился. Вместо этого вышел из дома, закрыв за собой дверь.

– Куда он? – не поняла Полина.

Мирра, сидевшая за столом возле окна, выглянула на улицу. Степан открыл багажник машины и что-то не то искал, не то слишком аккуратно доставал. В тусклом свете фонаря над порогом было плохо видно. Вернулся несколько минут спустя, торжественно неся в руках бутылку с прозрачной жидкостью. Едва ли с водкой, скорее всего, с самогоном.

– Какой ужин без ста граммов, а? – весело подмигнул он.

Со стороны походило, что Степан уже отхлебнул из бутылки, потому и возился с ней так долго, но Мирре его веселье казалось тщательно разыгрываемым, а бутылка выглядела непочатой. Что-то было не так, но она не стала заострять на этом всеобщее внимание.

Степан вытащил из единственного шкафа, стоящего вплотную к печи, четыре рюмки, разлил по ним самогон и подвинул каждому.

– За знакомство! – возвестил он, высоко подняв рюмку.

Ни Матвей, ни Полина не выглядели обрадованными перспективой пить крепкий алкоголь неизвестного происхождения, но тоже подняли рюмки. Мирра последовала их примеру, чокнулась со всеми, но пить не стала. Она сидела очень удобно: с одной стороны ее прикрывала печь, с другой – Полина, наслаждавшаяся вниманием двух мужчин, а потому никто не увидел, как она быстро и ловко вылила содержимое рюмки под стол. Только бы не облить никого, ну а мокрый пол едва ли кто-то заметит. Мирра ничего не имела против алкоголя, дома порой коротала вечера с книжкой и бокалом вина, а иногда, оказавшись по нелепой случайности в компании, могла выпить что-то покрепче. Но сейчас ей очень не нравилось, как долго Степан возился с бутылкой в багажнике.

Самогон развязал языки, и ужин прошел за веселым трепом. Никто не касался деревни или предстоящей свадьбы, обходили стороной и домового, поэтому Степан полностью расслабился, отпускал скабрезные шутки и первым над ними хохотал. Мирра внимательно наблюдала за происходящим и прекрасно видела, что Матвей и Полина уже клюют носом, в то время как Степан опьянение и сонливость только разыгрывает. Мирра выжидала момент, чтобы поделиться наблюдениями с Матвеем и Полиной, но такой момент так и не представился. Степан никуда больше не выходил, а в маленькой комнатушке уединиться было негде.

Наконец засобирались ложиться спать.

– На улицу ночью не выходите, – напутствовал Степан, – я надеялся, что вы приедете раньше, но вы приехали к самому сроку, а потому там теперь опасно.

– Почему опасно? – откровенно зевая, спросила Полина. Было видно, что спросила скорее по инерции и тут же забыла свой вопрос, а потому Степан с чистой совестью не ответил.

– Я в сенях ведро поставил, если кому-то очень уж в туалет захочется. Вы ложитесь на кушетке, места обеим хватит, Матвей на печь заберется, а я на лавке устроюсь. Если что, будите.

По виду Полины и Матвея было понятно, что будить они не станут, поскольку едва ли проснутся раньше утра. Теперь Мирра точно уверилась, что Степан что-то подмешал в самогон. Она здорово устала от дороги и напряжения, а потому разыгрывать сонливость и опьянение, чтобы не вызвать подозрений, почти не пришлось.

– Чур я возле стенки! – хихикнула Полина, забираясь на твердую кушетку.

Спорить Мирра не стала. Ей было абсолютно все равно где спать. Если вообще удастся уснуть. Она никогда ни с кем не спала на одной кровати, а потому сомневалась, что сможет даже задремать.

Полина уснула, как только коснулась головой бугристой подушки. Матвей на печи тоже затих быстро. Мирра подложила ладони под щеку, но сквозь полуопущенные ресницы следила за хозяином дома.

Степан забросил остатки недоеденной еды в печь, сгреб со стола крошки, поднял даже те, что упали на пол, и тоже сжег в печи. Очевидно, он действительно верил в домового. Оставшиеся продукты собрал в рюкзак и отнес в машину. Приподнявшись на локте, Мирра осторожно подглядывала за ним через окно.

Спрятав рюкзак, Степан не сразу вернулся в дом. Какое-то время еще ходил вокруг машины и дома, словно ждал чего-то, курил. Время о времени останавливался, прислушивался, вглядывался в темноту между деревьями, но даже фонариком туда не светил. Мирра тоже вглядывалась, и в какой-то момент ей показалось, что темнота зашевелилась. Должно быть, сыграла злую шутку усталость, но она ясно увидела вспыхнувшие огоньки, будто два глаза. Вспыхнули и тут же погасли. Совпадение или нет, но Степан после этого быстро затушил сигарету о консервную банку и торопливо вошел в дом. Мирра слышала, как тщательно запирает он дверь. Когда Степан вернулся в комнату, она уже лежала на подушке и делала вид, что крепко спит.

Хозяин еще некоторое время ходил до дому, выглядывал в окно. Раза два подходил к ним, словно проверял, все ли спят. Мирра не открывала глаза, но слышала его осторожное дыхание, когда он склонялся над ней. Сама в те минуты дыхание задерживала, а сердце начинало биться гулко-гулко, она всерьез опасалась, что Степан услышит и поймет, что она не спит. И что тогда сделает? Заставит выпить самогон со снотворным залпом? Придушит подушкой? Выведет во двор и расстреляет из ружья, которое висит на стене?

Степан не был похож на маньяка, но мысли в голову лезли именно такие, Мирра ничего не могла с собой поделать. Наконец он лег на лавку, накрылся тяжелой фуфайкой и, похоже, уснул. В доме установилась полная тишина, нарушаемая лишь дыханием четверых людей.