Антуан Параззит - Героев не убивали

Рыжий очень хотел помочь Эдмунду. Он считал его хорошим генералом – во всяком случае, более близким к солдатам, чем грозный Фердинанд Грека, заговорить с которым вот так Рыжий никогда бы не осмелился. В глубине души он даже мечтал однажды стать таким как Эдмунд, благо мечтать о том, чтобы уподобиться Санрэю не хватало духу.

Рыжий надеялся, что Эдмунд всё понял правильно, но уверенности не было – генерал выслушал рядового молча (под левым веком его как обычно подёргивалась жилка), а после голосом, ровным как плац, приказал вернуться в расположение своего полка.)

Да, Рыжий мог бы рассказать многое.

Иные солдаты, с подачи Хнаса, даже подначивали его, мол, когда ещё представиться возможность достучаться до самого премиор-генерала Макри! “Ведь он совестлив” – повторяли в победоносном полку характеристику, данную Макри ещё генералиссимусом. И, выдержав присущую анекдотам паузу, заканчивали цитату:

– “но без последствий”

Это потому что Макри назначили в Штаб – полагал Рыжий

Он часто слышал о хороших солдатах, становившихся плохими после того, как их назначали в Штаб. Наверное, – думал Рыжий – вдали от фронта соответствие героям ослабевает. Если бы Макри вернули в армию, он бы быстро исправился. А то, что там его презирают или считают посмешищем – преходяще. Вот его тоже поначалу презирали.

А посмеиваются до сих пор.

Рыжий по-настоящему не ненавидел Модеста Макри. Премиор-генерал, как и все здесь собравшиеся, включая незнакомого полковника и “крыс”, составляли его мир, сочетаясь друг с другом столь же естественно, как дни человеческой жизни или времена года. В мире есть места, где хочется быть, места, куда мечтаешь попасть, незнакомые места, о которых можно судить только по их репутации, и места неприятные, с которыми не хочется иметь дела. А ещё места, каких лучше бы не было, но, тем не менее, есть и это хорошо, поскольку обойтись без них нельзя, как нельзя обойтись, например, без выгребной ямы. Таков Штаб, и этим он отличается от мест, которых быть не должно, и в скором времени не будет – мест, принадлежащих Иудефъяку.

Рыжий перевёл взгляд на трофейные знамена, развешанные на стене позади возвышения – митисийские, с изображением Солнечного Затмения и гвардийские, с богами, – все в кровавых пятнах, и засохшей грязи (паррики не чистили трофеи) – и испытал по-детски чистую радость, различив среди них им сам вложенные в руки полковника Хёнинга.

“Считать её человеком”, ещё раз повторил солдат, не позволяя себе расслабиться.

Бриц сказал правильно,– враг не дремал.

(“Это совершенно необходимо?” – скрипучим голосом спросил за спиной солдата незнакомый полковник.

– Увы, – Рыжий не видел, но на губах Санрэя рыбкой в реке мелькнула улыбке.

– Да, – мрачно сказал генерал Эдмунд, облокотив на сцепленные ладони тёмное, как будто намазанное дёгтём лицо.

– Да, – повторил премиор-генерал Марки – Да. Таков их обычай.

Модест несколько нервно оглядел соседей и сделал неопределённый жест рукой.

– Ну что же… начинаем?

Возражений не последовало, и Макри дал знак рослому, почти как Рыжий, офицеру, давно вытянувшемуся наизготовку. Офицер поднял прислонённое к столу било и от всей души засветил им о заранее повешенный на стену ритуальный гвардийский щит, заставив Макри болезненно сжаться, а Эдмунда скрипнуть зубами. Поморщился даже обычно безукоризненно вежливый Санрэй. Этой… ловли рыбы врывчаткой, не было в планах, но… спеша набросить мелодичную вуаль на досадный прокол, щиту откликнулись колокольца, соловьи среди светильников, и скрытый, словно в засаде, военные оркестр.

Барабаны… флейты, гобои, а следом и чужие инструменты, имитирующие невесть что)

Только сейчас Рыжий осознал, что в Штабе, оказывается, полным-полно гвардийцев!

2

…она вышла из задрапированной трофейным (трофейным?!) знаменем двери и, шлёпая босыми ногами, поднялась на странное возвышение.

“Иудифь с головой Олоферна” …Как выдающемуся солдату, соответствующему герою Джефферсу, Рыжему часто приходилось исполнять государственную обязанность с женщинами. Со временем их образ в его душе пообтёрся, сделался усреднённым. Так устанавливаются границы нормы, с обязательным включением погрешности, допустимой в обе стороны. Рыжий хоть и не знал книги, откуда Хнас вычитал этот образ, проникнулся им и представлял себе страшное – женщину с головой бородатого мужика, а то и вовсе кривозубой опененной мордой гиены. На счастье рядового, химера оказалась химерой. Королева Гвардии была целиком женщина, и это облегчало задачу считать её человеком.

Паррик мог убедиться в этом воочию – тело гвардийки прикрывали только редкие татуировки на плечах, запястьях и щиколотках, символически связывающие её с болотом предков и океаном родственников. Рыжий мог видеть грудь, зёрнышки сосков, живот, угольной пылью рассыпанные нему родинки и чёрный цветок, на розовом стебельке расцветающий в самом его низу. Королева Гвардии несла наготу так же, как наступающий на врага воин несёт щит, прикрывающий его от стрел, или может быть – знамя? К счастью, ничего из этого не было Рыжему – ветерану рыцарского фронта – в диковинку.

…и когда гвардийка остановилась в центре возвышения, в голове рядового словно что-то щёлкнуло. Странное сооружение, похожее на постамент памятника-великана, таки было алтарём! – а точнее, одной из разновидностей их, называвшейся Сцена. Таких в Гвардии, как грязи, просто Рыжий дотоле не мог совместить со Ставкой и Штабом место, где гвардийцы – и сами рыцари, и их голые дамы – творили оскорбляющее военный идеал колдовское действо, обращённое к Иудефъяку.

Женщина топнула ногой, и из её глотки вышел рык

Низкий, непередаваемо грозный, абсолютно мужской рык

…В чёрно-чёрной стороне. В чёрно-чёрном месте

Я поставил себе чёрный трон.

На троне утвердившись, Я обозрел, ликуя

Все земли подвластные Мне

И что Я вижу?

Как дурной болезнью, мир поражен парриками,

Врагами Моего Имени.

героепоклонниками,

Ненавистными Мне!

И нет среди них и единого, коего не следовало бы

Вытравить как гнус.

Да, устами гвардийки, несомненно, говорил Иудефъяк!

И вот Я пишу рабу Своему, Тенши в Гвардии

Что сделал ты, чтобы этого не было?

А, впрочем,

Знаю,

Твоим усердием уничтожены многие,

Из “стойкого”, “смелого”, и “победоносных” полков

Впредь дело ты должен доводить до конца!

И рабу Своему Якурову Я пишу, гневаясь,

Почто ты медлишь с истреблением парриков?

Ты Якуров, раб хороший, праведный

Правильный.

Но атмосфера у тебя там нездоровая. В соратниках

У тебя малохольные…

Сорными травами вокруг тебя колышутся,