Марина Осборн - Ангелы мясного не едят

– У тебя такие чудесные дети, – сказал мне мой ангел мне в тот памятный вечер, – ответственные, самостоятельные, знают, чего хотят.

«В отличие от меня», – подумала я.

Мне было очень стыдно заходить вместе с ангелом в мою комнату. Стоило мне ощутить приступ этого стыда, как он мгновенно отреагировал:

– Свет, я уже говорил тебе, что вижу твою комнату каждый день, знаю здесь каждый уголок. Тебя устраивает твоя квартира, дом, в котором ты живёшь?

– Нет, – воскликнула я, – тут тесно, некуда вещи положить, мебель вся старая…

Светозар внимательно слушал, как я перечисляю многочисленные недостатки своего жилища.

Потом опять спросил:

– А как ты хочешь жить? В какой квартире, в каком доме? Что должно тебя окружать?

После этого вопроса у меня всё сжалось внутри. Он ни жестом, ни словом не осудил меня за то, как я живу. Более того, он расположился вполне комфортно на моём стареньком диване. Как будто жил в этой комнате много лет. Он принимал меня такой, какая я есть – с этим продавленным диваном, засаленными обоями, потемневшим от пыли и паутины потолком. Чувство вины и стыда за мою жизнь накрыло очередной волной, скукожило мои внутренности. Мне было страшно мечтать о какой-то другой квартире или о другом доме. Мне казалось, я везде чужая на этой Земле и недостойна той комфортабельной обстановки, картины которой мелькали со страниц глянцевых журналов и с экрана телевизора.

– Что ты чувствуешь сейчас, Свет души моей? Что мешает тебе ответить на мои вопросы?

К горлу подступил комок. Я перевела взгляд со своих расслоившихся ногтей на его лицо, на совершенные, полные гармонии черты, и поймала его взгляд. Каким он был?

Как бездонное небо, как звёздный небосвод – беспристрастный, глубокий, всеобъемлющий. Если бы я уловила в нём по отношению к себе хотя бы частичку жалости или порицания, я бы не смогла удержаться от слёз, и разревелась бы. Но он не давал мне для этого никакого повода. Он задал свои вопросы и ждал на них ответы.

Я села рядом с ним. Светозар взял меня за руку, твёрдо повторил вопрос:

– Если не можешь сформулировать свои желания, тогда опиши, что ты чувствуешь?

– Я чувствую страх. Боюсь, что ты меня осудишь. Я чувствую стыд за то, как живу. Я чувствую тяжесть вины за то, что допустила такое падение, грязь, запустение и нищету. Ты такой прекрасный, светлый, уверенный, всемогущий сидишь в моей захламленной конуре. А я даже не Золушкой себя чувствую, а девочкой-дауном, – сопливой, бородавчатой, в коростах и с шипами.

– Хорошо. Образно. Прочувствованно. И даже несколько театрально, – похвалил он, или не похвалил, а сыронизировал, – продолжай. Только не забывай, Свет, что с моей лёгкой руки на тебе могут появиться и шипы, и бородавки.

– Мне мешает страх. Когда я смотрю на тебя, я понимаю, что хочу другой жизни. А когда смотрю на себя, хотя бы в это зеркало, – я показала на свой туалетный столик, – я не понимаю, КАК такая как я, может жить по-другому. С другой стороны, если ты говоришь, что исполняешь мои желания – почему же я до сих пор так живу. Почти в нищете, в вечной нехватке денег и вещей, которые мне так хочется иметь. Я желаю денег, я желаю выбраться из долгов и жить иначе. Однако, эти желания не исполняются уже много лет.

Ангелы не тушуются. Для них нет безответных вопросов. Он держал в своих руках мою правую ладонь. Прикосновение было вполне человеческим, лишь более прохладным, и столь нежным, почти невесомым, что сердце моё замерло, почти остановилось. Стены комнаты словно раздвинулись, а привычная обстановка казалась нереальной.

– Свет, ты всё правильно говоришь. Я исполняю ВСЕ твои желания. Все. Понимаешь? Все желания, по мере их формулирования, визуализации и чувствования. Мои отношения с тобой можно сравнить со схемой управленческого взаимодействия, в которой я – твой руководитель, а ты – моя подчинённая. До сих пор, несмотря на все, выбранные тобою обстоятельства, ты жива – здорова, и имеешь весьма привлекательные перспективы будущего. Твоего будущего. Я это знаю наверняка. Обстоятельства твоей жизни до сегодняшнего дня могли быть иными. Более того, в иных измерениях они совершенно другие – от крайней степени нищеты и даже смертельных исходов – до невероятного богатства и полнейшей творческой самореализации. Однако, эти измерения тебе, к сожалению, пока не постичь. Это – вопрос твоего дальнейшего развития. Поэтому будем говорить лишь о той реальности, которую ты способна осознавать, и которой ты, при желании, можешь управлять.

В этот момент он приподнял мою руку и приложил ладонь к центру моей груди:

– Почувствуй здесь своё тело? Слышишь, как бьётся твое сердце? До конца твоей жизни в этом теле этих ударов будет около двух миллиардов. Это в том случае, если ты проживёшь около ста лет. Теперь представь себе гигантские песочные часы, где каждый удар твоего сердца – песчинка, падающая вниз. Этих песчинок, на первый взгляд, ещё очень много. Но с каждой секундой, с каждой минутой, с каждым часом, с каждым днём, их становится все меньше. Настанет мгновение, когда упадёт последняя песчинка, и твоё сердце остановится.

Светозар замолчал. Я зачарованно слушала своё сердце, представляя себе эти песчинки. Передо мной проходила вся моя жизнь, которая уже утекла как этот песок, невозвратимо, непоправимо, безнадёжно.

– Надежда – это твоя зависимость от будущего, которое ты не контролируешь. Забудь все свои надежды.

– Как жить без них? Совсем тогда нет просвета.

– Давай вернёмся к управленческой метафоре. С самого твоего рождения, вернее, даже чуть раньше, я ставил перед тобой цели и задачи, давал тебе команды, указания, советы, распоряжения. Мотивировал тебя самыми разными способами. В общем, использовал весь арсенал управленческих способов воздействия. Куда свернуть? С кем общаться, от кого бежать без оглядки, что делать в той или иной ситуации?

– И что же? – я, кажется, начинала понимать, куда клонит мой прекрасный ангел.

Было очень страшно услышать продолжение. Он улыбнулся:

– Ты перестала быть хорошей подчинённой. Ведёшь себя с некоторых пор очень безответственно по отношению к себе самой и своим самым близким людям. Например, перестала ухаживать за своим «офисом» – телом, в котором ты проводишь всё свое время – с рождения и до смерти. Хотя, в детстве ты была достаточно восприимчива к своему невидимому руководителю, благодаря чему выжила в самых критических ситуациях. Помнишь?

Конечно же, я помнила! Как падала в реку и чуть не утонула, но сумела успокоиться и выбраться на берег. И вместо того, чтобы стать утопленницей, – самостоятельно научилась плавать. Как заблудилась в лесу, в горах, будучи совсем малышкой, и, доверившись неведомой силе, чудом нашла обратную дорогу. Как рисовала чем угодно на чём угодно. Воспоминания нахлынули на меня яркими образами, звуками, ощущениями.