Виктор Лаваль - Подменыш

Пять тридцать утра, а в Беннет-Парк уже появились родители с детьми. На одном конце детской площадки, возле качелей, собрались мамаши. Аполлон поискал взглядом других Новых Пап и увидел четверых возле площадки, расчерченной для игры в классики. Вместе с Аполлоном их стало пятеро. Большинству было за тридцать или немного за сорок. А одному и все пятьдесят, или он находился в ужасной форме.

Аполлон приветствовал остальных отцов, и они здоровались с ним в ответ. Он не помнил их имен. А они – его. Однако они знали имена детей друг друга, что было гораздо важнее.

– Брайан! – сказали все мужчины один за другим, пока Аполлон расстегивал сумку-кенгуру.

Аполлон приветствовал других детей, Меган и Имоджен, Айзека и Сёдзи. Ответов от детей не требовалось. Приветствия предназначались отцам.

Аполлон положил Брайана на живот на черную резиновую подушку, в то время как остальные дети рвали на части разные игрушки. В свои два месяца Брайан оставался самым младшим с большим отрывом. Меган и Имоджен с интересом посмотрели в сторону нового ребенка. Айзек и Сёдзи полностью его проигнорировали. Брайан лежал на животе и вытягивал вперед губы, и несколько раз почти поцеловал землю, пока Аполлон не перевернул его на спину. Брайан поднял руку, и Аполлон вложил в детскую ладонь связку больших пластиковых ключей. Брайан схватил их и принялся разглядывать, потом яростно трясти. Его лицо принимало разные выражения, он изучал ключи и поджимал губы, словно относился к ним с подозрением.

Остальные отцы подошли ближе и стали задавать вопросы о том, как Брайан развивается, точно тренеры, интересующиеся игроками чужой команды. Научился ли Брайан сам переворачиваться? Перекладывает ли он предметы из одной руку в другую? Хватает ли сам «Чириоуз»? [15] Товарный знак сухого завтрака из цельной овсяной муки и пшеничного крахмала с минерально-витаминными добавками в форме колечек. Новые Папы задавали один вопрос за другим, наполовину из любопытства, наполовину соревнуясь, но Аполлон ничего не имел против. На самом деле он получал удовольствие от происходящего не меньше, чем остальные. Он не стал ничего рассказывать о потрясающей книге, которую нашел вчера. Да и зачем? Никто из этих мужчин не говорил о своей работе, надеждах и мечтах, ведь они могли обсуждать детей. Аполлон вытащил телефон и дюжину раз сфотографировал Брайана, лежащего на резиновой подстилке. Его снимки, сделанные вчера, в подвале в Ривердейле, стали настоящим хитом, во всяком случае, несколько первых. Аполлон вошел в Фейсбук и загрузил туда новые фотографии. Все двенадцать.

Вчера, в первый день выхода на работу после рождения ребенка, Эмма проснулась одна, когда оба ее мальчика отправились в Ривердейл на охоту за книгами. Сходив в туалет, Эмма включила душ. Полчаса под водой, Аполлон ни разу не вошел, чтобы воспользоваться туалетом, а Брайан не заплакал, чтобы ему сменили пеленки, покормили или просто подержали на руках. Она не хотела жизни без своих дорогих мальчишек, но тридцать минут?

Да пожалуйста.

Эмма побрила ноги в душе, хотя и очень медленно, потому что ей было больно наклоняться, вымыла волосы, потом, когда пар рассеялся, наложила макияж, глядя в зеркало, и собственное лицо ее удивило. Как она может чувствовать себя совершенно другой, а выглядеть почти как прежде?

Первый день возвращения на работу. Ее удивило собственное нетерпение – Эмме ужасно хотелось поскорее добраться до библиотеки. Всего-то полставки, зато она сохранила медицинскую страховку. С того момента, как она перестала работать на полную ставку, Аполлон начал зарабатывать больше, но медицинская страховка имела огромное значение. К примеру, они могли оплатить услуги Ким в качестве акушерки. К сожалению, они не стали платить ей за роды, ведь она не принимала в них участия.

Перед тем как одеться, Эмма подошла к холодильнику и нашла запас прокладок, пропитанных гамамелисом. Она засунула одну в трусики и получила удовольствие от прохладного облегчения. Перед уходом она нашла свой телефон и обнаружила сообщение от Аполлона. Одиннадцать фотографий крепко спящего Брайана. Она рассмеялась, глядя на ребенка, и ее лицо раскраснелось от любви.

«Почему мой ребенок спит в подвале?» – написала она в ответ.

И отправилась на работу.

Эмма прошла мимо протестантской епископальной церкви на углу Форт-Вашингтон и Сто семьдесят девятой улицы. Может быть, именно там они устроят крещение Брайана. Ему исполнилось всего два месяца, но Лилиан, выросшая в епископальной Уганде, не раз намекала им с Аполлоном о необходимости скорого крещения. Семья Эммы придерживалась католической веры, редкость в Бунс-Милл. Однако после смерти родителей Эмма и Ким посещали церковь не слишком часто. Люди были к ним добры, приглашали приходить туда в любое время, но приход девочек Валентайн состоял из двух человек.

Эмма направилась на восток, миновала кафе «Папа Джонс» и новую аптеку, занявшую место мясного магазина. Затем прошла мимо греческой православной церкви Святого Спиридона, стоматологической клиники, работавшей круглосуточно, брокерской конторы «Эн энд Си» и «Нью-эйдж файнэншнл», расположенных один за другим в следующем квартале. В этот час тротуары были заполнены спешившими на работу людьми и подростками, направлявшимися в школы. Эмма стала проблемой для всех – она шла медленно и никуда не спешила. Люди что-то сердито бормотали или ворчали, обгоняя ее, но ей было плевать. Гораздо хуже дело обстояло с болью, которая усиливалась по мере того, как она удалялась от своей квартиры, у нее в груди и горле что-то будто раздувалось.

Она скучала по сыну.

Это ощущение, похожее на скорбь, заставило ее остановиться на углу и прислониться к почтовому ящику. Она тихо заплакала, пока свет менялся с зеленого на желтый и красный. Она скучала по Брайану, а теперь еще и грудь у нее распухла и сильно болела. Эмма положила в сумочку молокоотсос, планируя сцедить молоко во время ланча, но не могла так долго ждать. Она плакала, ощущая огромное расстояние до своего ребенка так же остро, как боль фантомной конечности. Прохожие замечали ее – и шли дальше. Наконец Эмма восстановила дыхание, выпрямилась и снова направилась в сторону библиотеки.

Трехэтажное здание из известняка, построенное в 1941 году, финансировал Эндрю Карнеги, а среди тех, кто посещал библиотеку, были Марианна Мур и Мария Каллас, Ральф Эллисон и Лу Гериг. Но Эмма предпочитала думать о детях, анонимных и важных, которых обслуживали в этом филиале такие женщины, как она, вот уже сто лет. Она надеялась стать для каждого из них тем, кем была для нее госпожа Рук, скромным освободителем, защитником и утешителем. Эмме нравилось быть библиотекарем.