Игорь Сдобников - Ожившие мертвецы. Начало

Вахтовикам приказали сидеть в машине, Бетке с Мякининым отвели на пост, оборудованный по всем правилам военного времени: из бетонных блоков, с бойницами, оборудованными стрелковыми гнёздами, ходами для отступления. Местные рассказали, что пост поставили на развилке трёх дорог, одна из которых вела в Сосногорск, вторая в Ухту, третья проходила между двумя городами.

– Зачем вам в Ухту? – осведомился пожилой умноглазый мужик, бывший здесь за старшего.

– Может, кто живой там и остался, но большинство, кто смог или захотел, перебрались в Сосногорск. Он поменьше и в нём легче скучиться. В Ухте полно мертвецов. Часть из них пробирается через лес, мы выставляем посты, уничтожаем их. А впрочем, как хотите: в Ухту мы вас даже легче пропустим.

Саныч с Бетке плохо соображали: шутка ли, больше суток в дороге, но здесь поняли, что их готовы принять.

– Мы устали просто зверски. Нам бы переночевать, а завтра утром уедем, обещаем.

– Больные, укушенные есть? – строго спросил средних лет мужик в армейской тёплой куртке, со звёздами подполковника на погонах.

– Нет, – опережая Бетке, соврал Мякинин.

– Что ж, мы посмотрим, – сказал, поднимаясь с табурета, подполковник.

Досмотр ничего не дал: из оружия только карабин Саныча, пистолет Михаил успел спрятать, а потом снова достал. Больше всего боялись за Инженера, но он вёл себя молодцом, сидел, развалившись на сидении, изображал из себя здорового. Их пустили, объявив строгое правило: с оружием из дома не выходить! Нож, да, можно. А подполковник добавил:

– И не вздумайте хулиганить! Мы уже сто лет друг дружку в лицо знаем, а по вам тем более видно, что вы не местные. Нынче время такое, что народ скор на расправу с чужаками.

В отличие от Усть-Усы, окружённой сплошной стеной, здесь оборонялись очагово, огораживаясь анклавами. Городок был явно больше и здесь исходили из практичности, как скучивались: семьями, знакомыми, так и строили заграждения.

С газом здесь было такое же чудо, как и в Нарьян-Маре: каким-то образом он доходил до потребителя. Выборный комендант города (вахтовики не удивлялись этим революционным нововведениям) до которого сопроводил посланный с поста молодой парень, дал им трёхкомнатную квартиру на первом этаже пятиэтажки. Судя по кровавым следам на обоях, здесь кого-то убивали, но это никого не смущало. Естественно, возник спор из-за комнат. Редькин с Витьком Михайловым безоговорочно заняли комнату средних размеров. Понятно, что к ним никто не вселится. Споры и крики не помогали, пока к ним не зашёл Инженер и не улёгся посреди комнаты между стоящими вдоль стен кроватями:

– Я буду кашлять и чихать, чтобы вас заразить. А хоть и убивайте, не уйду!

И Редькин с Михайловым перебрались в самую маленькую комнату. А в эту заехал Инженер с Доктором. В большой зале расположились остальные.

Время было почти два часа дня. Обедали в тишине, Инженер, отказавшись от обеда, сразу лёг спать. Уже после обеда, Редькин с Витьком, всё о чём-то шептавшиеся, выскочили за дверь. Лапшунов, обрадовавшись их отсутствию, побежал греть воду для ванны. Мякинин завалился спать.

Проснулся Михаил от громких разговоров, глянул на часы: шесть вечера. Хорошо поспал, чувствовал себя бодрым. Вернулись Лёха с Витьком явно навеселе, с собой ещё принесли початую бутылку какой-то мути. Говорили громко, с матерком, без живого литературного слова, смеялись и снова говорили. Вдвоём забрели на кухню, загребли из шкафа какую-то консерву из тех, что заботливо были расставлены Фархадом на ужин, открыли на закусь.

– Эй, оглоеды! Я кашу сварил, добавьте тушёнки! – крикнул им Фархад.

– Молодец, всё, отвали! – поблагодарили его.

Миша, во сне державший пистолет под подушкой, когда встал, сунул его сзади за ремень, сейчас нащупал рукоять. Пристрелить обоих, местным сказать, что обратились. Да, собственно, плевать! Он готов был сейчас их пристрелить. Время и беззаконие позволяло. Мякинин медлил. Из комнаты выбежал Доктор Попов:

– Инженеру совсем плохо! Температура под сорок, бредит, без сознания. Мужики, в аптеку надо сгонять, или что у них тут.

– Надо то что? – Вырос в коридоре Бетке.

– Пенициллин, жаропонижающее.

– А что, нет пенициллина в аптечке?

– Нет, не положили твои тупорылые буржуи того, что необходимо для жизни. Хотя, откуда им же знать? Их свои личные врачи в золотых дворцах обслуживают! – завёлся Доктор.

– Так ты напиши, что взять-то! – повысил голос и Саныч.

– Вот, – Серёга протянул список, написанный детским розовым фломастером на куске обоев.

– Фархад, ты со мной, Мякинин – ты за старшего!

– Ага, – съехидничал Миша, красноречиво посмотрев в сторону сидящих за столом Редькина с Михайловым.

Металлическая дверь с расшатанным замком закрылась за вышедшими. Мякинин, шумно вздохнув, сказал:

– Я на улицу курить.

Лапшунов выскочил за ним:

– Я с тобой.

«Вот и побыл один!» – с досадой подумал Мякинин.

Солнце закатилось за верхушки сосен, но не ушло ещё за горизонт, поэтому на улице было достаточно светло. За соседней пятиэтажкой виднелся забор из профлиста, для верности подпёртый изнутри кольями. Прямо посреди двора собрались в кружок и о чём-то беседовали четверо вооружённых мужиков. Они с настороженным любопытством оглядели вышедших из подъезда гостей их городка и взглядами проводили до скамейки, куда те уселись.

Было тепло, градусов десять, наверное, хоть безоблачная ночь и обещала заморозок. Всё же они уже далеко отъехали южнее Нарьян-Мара, но всё ещё были на севере. Михаил закурил, сделал несколько затяжек, посмотрел на молчащего Лапшунова. У него был настолько несчастный вид, что Мякинин решил заговорить с ним.

– Чего не остался? Глаза у тебя сонные какие-то, спать бы лёг.

Саня шумно вздохнул, помялся, выдавил из себя:

– Редькин же предупреждал, что продолжит. Он как раз пьяный, то есть храбрый, а я не готов.

Михаил рассмеялся.

– Что смешного?

– Понимаешь ли…

Мякинин затянулся, выдохнул дым.

– Редькин вряд ли тебя будет снова доставать. Ты его и в самом деле победил в драке. Он, ты не поверишь, боится драться с тобой.

– Однако он здорово отравляет мне жизнь.

– Ты, Саня, извини за откровенность, но сам в этом виноват.

– А что я ему сделал?

Миша, докурив, швырнул окурок в урну (надо же, тут выносили мусор!).

– Я, кажется, всю жизнь имел дело с такими как Редькин. В армии, в уголовном розыске. Так часто, что сейчас мне кажется, что таких, как Лёха, большинство. Он агрессивен, драчлив и одновременно труслив и подл. Хорошее обращение к себе он принимает за слабость. Помнишь, как ты его на «вы» называл целый месяц? Я уверен, ты думал, что делаешь ему честь, ставишь на одну ступень с собой и выказываешь ему уважение. Нет! Ты потерял уважение в его глазах, и он всё время пытался сорвать на тебе плохое настроение и просто так, разрядиться. Такие как он понимают только силу.