Наталья Тихонова - Кассандра в Тавриде

Материнская цитадель за несколько столетий без потрясений и войн стала тесна для увеличившегося населения, и малоимущие жители начали селиться внизу за земляным валом под крутыми и обрывистыми склонами. Более защищенный на возвышенности акрополь теперь являлся священной территорией храмов и местом обитания высшей знати. Казалось, что так было всегда. И уже стали забываться седые предания старины, как пришедший сюда издалека северный народ и его храбрые и справедливые вожди «во время оно» ели из одного котла и прятались от невзгод под общей крышей небольшого детинца, с которого и начался город.

С утра пролился небольшой дождик, и благоухание напившихся и оживших после жары цветов зазывало в их чувственно распустившиеся лона шмелей и пчел для оплодотворения. После ночи в душных покоях, где окно ее спальни в целях контроля и безопасности выходило во внутренний двор с галереей, Александра, почувствовав на лице влажную свежесть, зажмурилась от удовольствия. Ветерок, как нетерпеливый любовник, ловко проскользнул под хитон из драгоценного персидского хлопка и, распахнув разрез на бедре, обнажил ногу девушки. Все, что было вокруг, хотелось вдыхать, осязать и ощущать. Александра развязала ремешки на щиколотке и сбросила сандалии. Шлепать босыми ступнями по холодному мраморному полу было верхом наслаждения.

С продольной стороны длинного нефа рядом с колоннами стояли люди и неодобрительно наблюдали за не по возрасту игривыми телодвижениями взрослой девушки. Впереди всех в царской диадеме и собранном во множество тяжелых складок пеплуме с пурпурной каймой стояла ее мать, а сзади братья с опущенными в пол взглядами. Радость благоухающего утра улетучилась мгновенно. Александра тоже опустила голову и смиренно поклонилась.

– Опаздываешь! – с долгим упором на «ш» недовольно прошептала мать. Вышло как-то по-змеиному.

Повернувшись к высокому мужчине, одного взгляда на которого хватало, чтобы увидеть и понять его божественный статус, женщина виновато произнесла:

– Она пришла, Лучезарный. Прости, что тебе пришлось ее ждать.

Толпа людей расступилась, и Александра обомлела: Таня и Оля в грязных и разорванных одеждах стояли пред ней на коленях. Заплаканные лица девочек были разбиты и поцарапаны, а волосы непристойно свисали клоками.

– Какое наказание ты еще бы хотела для своих рабынь? Или уже достаточно? Слово за тобой, царская дочь, – покровительственно улыбаясь, через долгую паузу спросил величавый красавец.

Мужчина показался Александре знакомым. И в следующее мгновение задохнулась от изумления – она узнала его – это был Аристарх Львович, только лет на пятнадцать моложе . . .

Грохот по железу мгновенно вырвал из сна, и следом внезапная боль обручем стянула, резко поднятую с подушки голову.

– Открывай! – голос снаружи прозвучал, как смесь истерики и угрозы.

Удар чего-то увесистого в дверь, а потом и еще несколько раз, заставил Сашу подскочить с бешено колотящимся сердцем. Первая пара секунд прошла в замешательстве, потом дошло – вернулись девочки. Раньше после загулов ближе к утру они украдкой проскальзывали вовнутрь, и, как нашкодившие мышки, молча ложились спать. Но сегодня видимо, что-то случилось. Саша спрыгнула с кровати, и, открыв дверь трейлера, обомлела. В лунном свете она увидела продолжение своего сна – зареванные Таня и Оля в грязной одежде, с размазанной краской по лицу и содранными коленками представляли собой предельно жалкое зрелище. Заплывший глаз у Тани и забрызганный кровью из разбитой губы и носа белый топик Оли сомнений не оставляли – девчонки крупно попали в передрягу.

– О господи!

– Что, о господи? – зло огрызнулась Оля.

– Я же предупреждала!

– Предупреждала она! – от унижения и злой беспомощности Оля готова была вцепиться в глаза. – Ведьма завистливая! Накаркала?!

Александра, преодолев первый испуг, почувствовала, что тоже заводится.

– Чему завидовать? Тому, что вы две дуры? – Но вспомнив собственное правило «не трать время на людей, которые тебе безразличны», сдержалась, и учить, как им обеим устраивать личную жизнь, дальше не стала. При отстраненном взгляде за чьей-то агрессией всегда можно разглядеть тщательно скрываемый страх или завуалированную мольбу о помощи.

Услышав, что утешать ее никто не собирается, Таня зарыдала еще громче. Давно известно – женские слезы – лучшая смазка для отпирания замков любой сложности. Саше стало жалко дуреху и, немного посомневавшись, она неловко притянула ее к себе. Обняв, спросила:

– Ну, что случилось?!

– Нас избили, – размазывая сопли и слезы по щекам, сквозь спазмы в горле еле выговорила Таня.

– Кто?!

– Девчонки местные в ночном клубе.

– А что вы там натворили?

– Ничего! Это из-за их парней. Но мы же ничего не знали! Они, оказывается, хотели позлить своих девок, а те на нас целой кодлой навалились.

– А кавалеры ваши почему не заступились?

– Они сбежали, как только кипишь начался.

– М-да! Мужики … – гладя по спине рыдающую Таню, с высоты жизненного опыта со значением произнесла Александра.

– Саш, а что теперь будет? Нас отсюда выгонят и в универ напишут? Да?

– С чего ты взяла? Придумаем что-нибудь. Скажем, что в темноте с обрыва свалились.

– Не получится. Нас охрана клуба в ментовку сдала. Местные отмажутся, а на нас, приезжих, всех собак повесят, – со злой обреченностью выговорила сквозь зубы Оля из своего угла.

Александре показалось, что что-то не срастается:

– А вы все договариваете?

И в следующую секунду почувствовав, как под рукой напряглась Таня, поняла, что попала.

– Нам парни еще две таблетки дали. Ну, чтобы расслабиться. Я свою съела. А Олька не успела. Ее в кармане нашли.

– Боже мой! Только этого не хватало!

– Сашенька, миленькая – схватив ее руку, с мольбой в глазах дрожащим голосом залепетала Таня, – поговори с Аристархом Львовичем. Он тебя так . . ., – девчонка запнулась, стараясь подобрать обтекаемые слова, – … уважает. Пусть он в универ ничего не сообщает. Мы больше так не будем. Ну пожалуйста . . .

Сама мысль, что придется о чем-либо просить руководителя экспедиции и быть ему потом обязанной, возмутила. Нести ответственность за глупые поступки других Александре совсем не хотелось. Но что-то помимо ее воли заставляло испытывать нелогичное чувство стыда и даже вины. С надеждой услышать категорическое несогласие, она посмотрела на Олю. Но та молчала, обреченно закусив дрожащую губу, и уставившись в стену. Выглядело предельно драматично.

И тут случился инсайд. Как удар тока по голове. Саша с изумлением увидела, как попала в ловко расставленную ловушку. Только что к ней была применена тонкая, но предельно эффективная тактика. Впервые в жизни она так ясно понимала всю подноготную ситуации – манипулирование состраданием. Эмпатия в приросшем к шкуре представлении, что просящему помощи отказывать нельзя, оказалась неотделимой частью ее личности. Все осознавая, Александра ничего не могла с собой поделать – культурный код «помоги страждущему» сработал неотвратимо, как гильотина. Саша видела ситуацию, какой она была на самом деле, словно бы нечаянно подслушала сторонний разговор или подглядела в щелку за чем-то непристойным. Но еще больше удивило, что только ей одной было стыдно и неудобно. Как будто это она, а не они угодили в историю.