Андрей Никитин - Жидкое состояние

Вова отступил и зацепил ведро с рыбой. Со страстным рвением карп с разорванным ртом выскочил из перевернувшегося ведра и поплыл вдоль грязной земли к воде. Через секунду он был уже в реке, победоносно махнув хвостом. Вова глянул на эту картину, ощутив крошечное поражение. Он побежал к машине. Трос выпал из рук став лишним препятствием на пути к спасению. Это был момент, когда Вове не надо было говорить, что делать. Его завели как игрушечного зайчика и пустили необдуманно бежать, наблюдая за неловкими и дёргающимися движениями. Ноги несли быстрей, чем проходили процессы в мозгу. Он забыл о друге, о брошенных вещах и лежащей недопитой бутылке самогона мутного цвета. Забыл о карпе, которого хотел вкусить этим вечером. Вова хотел быстрее добежать к машине. Хлюпая по влажной земле и стараясь не поскользнутся, он подлетел к жигулям, едва не упав. Дверь была открыта. Вова дёрнул ручку и перед тем как сесть на сиденье оглянулся. Тёмный силуэт, частично скрывающийся за полосами дождя, приближался. Вова вскочил на сидение и закрыл дверь. Руки тряслись. Он хотел схватить ключ зажигания, но забыл где он находиться и начал обшаривать одежду. Ключ оказался в кармане. Приятное осознание этого утешало мужчину и придало надежды на спасение. Ключ не хотел вставляться в замок зажигания. Дрожащие руки не поддавались контролю. Каждая секунда могла стать последней, сердце бешено вибрировало, заглушая звуки стучащего по крыше дождя. Вова мельком посмотрел в зеркало заднего вида, но увидел только темноту и стекающие по стеклу капли. Он сумел вставить ключ, двигатель завёлся. Это гудение было настолько приятно для Вовы, что он засмеялся. Он включил передачу и поехал, забыв про фары. В темноте впереди он заметил человека, стоящего под дождём. Это был тот же человек, что вышел из воды. То же размытое лицо и тёмная одежда, сливающаяся с густотой фона. Он включил фары и вскрикнул от увиденного. Деформированное лицо, меняющее форму как мыльный пузырь, слабо поддающееся описанию, глядело на него, заставляя коленки трусится. Вова инстинктивно вывернул руль, машина дёрнулась на ухабе. Заскрипели покрышки. Дальнейшая дорога была видна нечётко. Вова только сейчас понял, что забыл включить дворники и чтоб не врезаться или не угодить в яму остановился. Автомобиль проехал по грязи примерно метр и заглох. Перед тем как машина остановилась, её дёрнуло. Вова ударился головой о боковое стекло. Появилось ощущение твёрдой, обтекающей боли. Она медленно, тёплой массой распространялась по левой стороне головы. Вова включил дворники и фары. Дорога впереди была свободна. Он включил передачу, но машина не сдвинулась с места. В суматохе Вова даже не заметил, что мотор заглох при остановке. Фары освещали мелкие лужи и тонкие нити дождя. Вова начал заводить машину, в этот момент водительская дверь открылась. В темноте показалось страшное лицо, напоминающее размытый снимок, какой получается при съёмке во время движения.

– Боже, нет! – крикнул Вова и начал левой рукой отбиваться от незнакомца. Он бил по мокрой одежде и телу, но ощущение было, будто удары приходились по наполненному водой резиновому матрасу. Тело было мягким. При каждом ударе разлетались брызги. Вова боялся смотреть в мутное лицо, но у него не оставалось выбора. Лицо неожиданно показалось знакомым. Где-то он видел его прежде, только немного деформированное, но основные контуры остались без изменений. Лицо реального человека. Пока Вова думал, незнакомец протянул руку к его рту и надавил. Несколько секунд Вова пытался отбить руку, оживлённо за неё хватаясь, но безуспешно. Незнакомец с силой прижимал ко рту влажную руку. Когда Вова попытался сделать вдох, лёгкие наполнились водой.

Менее, чем в двух километрах от того места где бездвижно стояли Жигули с мёртвым мужчиной, находился старый дом. Неприметный дачный домик, огороженный шатким забором с деревянными окнами и лампой на фонарном столбе у ворот, где в жаркие дни можно наблюдать скопление мотыльков создающих подобие песчаной бури. Дождь шёл весь вечер. Дом сотрясался от ливня. Шум ветра проникал во все щели, стёкла дребезжали. Шум, отдалённо напоминавший плач ребёнка, попавшего в беду. Загнанный в угол ребёнок, зовущий на помощь. Звук нарастал, как непрерывное гудение приближающегося поезда. Голосок стал громче, слова можно было различить. Размытые образы ребёнка появились на горизонте, внедряясь в сознание.

Глава семейства проснулся оттого, что сын тряс его.

– Папа. Папа, – говорил пятилетний сын, продолжая трясти отца, – папа. Проснись.

– Что случилось? – спросил отец, вскочив на кровати, испугано оглядываясь. Он сел и разглядел лишь полоску света на ковре, идущую из приоткрытой двери. По крыше барабанил дождь. Изредка были видны вспышки молний, обрисовывающие контуры мебели. Тут был старый шкаф, комод, стулья, пыльный телевизор и скрипучая кровать, занимаясь сексом на которой рискуешь разбудить ребёнка. В слабом свете сквозь серую пелену, оставшуюся ото сна, медленно, но неудержимо испаряющуюся с глаз мужчины, стал различим силуэт мальчика в пижаме. Он тряс папу за руку. Мужчина протёр глаза и огляделся. Постепенно он начал различать в темноте очертания предметов, которые были хорошо видны во время вспышек, но в темноте сливались сплошным покрытием. Рядом с ним стоял сын в пижаме с изображениями клоунов-акробатов, с плюшевой собачкой в одной руке. Первое, что услышал Богдан Игоревич это тонкий голосок сына.

– Папа. По крыше кто-то ходит, – сказал Виталик, – мне страшно. Я слышал шаги, папа.

– Что? – переспросил отец, но сразу сообразил, что ребёнок принял упавшую с дерева ветку за шаги или дождь пошёл интенсивней, скрасив фантазию ребёнка. В такую погоду и взрослому человеку будет неловко остаться в доме одному.

– Тебе показалось, сынок. Дождь льёт как из ведра, просто показалось. Ветер шумит. Нечего боятся.

Богдан лёг на бок. Вставать не хотелось. Не в первый раз ребёнок жаловался на страшные звуки, мечущиеся по дому как оглушённая рыба по ручью. Богдан протянул руку под одеялом и положил на мягкую грудь жены. Супруга немного похрапывала.

– Это ветер шумит, Виталик. Иди спать.

Бах!

Что-то стукнуло по крыше. Звук удара кулаком по металлическим воротам. Богдан перевернулся на спину, посмотрел на потолок. Страшная мысль, что потолок может обвалится, взбодрила его. Шум был довольно красноречив. Казалось, кто-то спрыгнул с дерева на листы шифера. Слишком громкий удар для упавшей ветки. Проблема была в том, что над домом нет деревьев. Прыгнуть на крышу было неоткуда.

– Я же говорил, папа, – испуганно сказал Виталик, прислонившись к отцу. Мальчик залез под одеяло и накрылся, – он там. Ходит по крыше.