Елена Хуторная - Буду кошкой сидеть на твоем плече

– Нет, тут написано, что лечение возможно, только если у тебя с кошкой хорошие отношения, и она сама хочет тебе помочь. Тогда она, уловив твое настроение, сама к тебе придет.

– А по-моему, все это бред, – сказала Инга, заходя в комнату. – Если бы все было так просто, у нас никто не умирал бы от инфарктов.

– Наверняка с этим так же, как и со всяким другим лечением – кому-то оно подходит, кому-то нет, – возразил Святослав.

– Ну да, как же, – отозвалась Инга, – верь этим сказкам.

Вообще-то ему тоже с трудом верилось в такие способности кошек, но соглашаться с Ингой категорически не хотелось.

Пришла Мелисса и, запрыгнув на диван между Ингой и Святославом, направилась к Святославу. Сделала попытку угнездиться у него на коленях, но его ноги были разведены в стороны, и у нее никак не получалось устроиться. Он сдвинул ноги. Мелисса наконец-то улеглась и стала наблюдать за происходящим в комнате.

Инга потянулась к котенку и, забрав его у Святослава, посадила к себе на колени и начала гладить.

– Чем будешь заниматься на этой неделе? – спросила она у Святослава. – Есть заказы?

Мелисса сделала попытку слезть с ее колен, но Инга насильно удержала ее, продолжая водить рукой по рыжей спинке. Мелисса недовольно отвела уши в стороны, искоса следя за движениями ингиной руки, и начала подрагивать хвостом.

– Пока назначена только одна психологическая консультация и встреча с потенциальным заказчиком, – ответил Святослав и подумал, что если бы мог, то тоже сейчас прижал был уши и занервничал хвостом как Мелисса.

Кошка снова сделала попытку удрать от Инги, но та снова ее удержала.

– И что будешь делать?

– А что я должен делать?

– То есть ты считаешь нормальной такую степень загруженности?

– Нет.

– Что нет?

– Нет, не считаю.

– Ай! – вдруг возмущенно вскрикнула Инга.

Мелисса, почувствовав, что ее хватка на время ослабела, собрала все свои силы, и что было мочи рванула с ее колен, оставив у нее на коленях заметные царапины.

– Черт! – разозлилась Инга. – Как я теперь надену юбку?! Паразитка!

Мелисса обогнула диван и, перебравшись через подлокотник со стороны Святослава, снова устроилась у него на коленях.

– Да уж, – язвительно отозвалась Инга, – кот кота видит издалека.

Он вопросительно посмотрел на нее.

– Ты же кот по китайскому гороскопу, – напомнила она.

– А, ты об этом…

– Кстати, если уж вы так сдружились, и у тебя все равно вся неделя будет свободной, будь так любезен, свози кошку на прививки.

Святослав неопределенно пожал плечами. Инга неодобрительно глянула на него и пошла залечивать свои раны.

– «Кошка – обладательница огромных глаз, – продолжала Анисья штудировать Интернет, кажется, даже не заметив стычки, произошедшей у нее за спиной. – Среди всех домашних животных глаза у кошки самые большие по сравнению с величиной собственного тела, и если бы величина глаза по отношению к телу человека была такой же, как у кошки, то человеческий глаз имел бы двадцать сантиметров в диаметре!»…

Пригревшись у Святослава на коленях, Мелисса подогнула под себя лапы, вытянула вперед мордочку и сладко уснула. Ему пришлось дочитать журнал до самого конца, прежде чем он наконец решился разбудить котенка, чтобы подняться и тоже пойти спать.

Алиса вернулась поздно, и хотя Богдан, судя по стоявшей внизу машине, был дома, свет нигде не горел. Не дай бог, подумала она, проходя по комнатам в поисках Богдана, лучше бы он просто спал без задних ног или даже был пьян, лишь бы только не…

Богдан нашелся в бельевой – сидел напротив включенной стиральной машинки и смотрел, как в центрифуге перекатывается мыльная вода. Костюм на нем был помят, галстук съехал на бок, волосы взлохмачены, из штанин торчали голые ноги. Алиса догадалась, что носки-то он скорее всего и стирает.

Алиса присела рядом с ним на корточки.

– Пойдем, – сказала она, тоже глядя на стиральную машинку.

– Скажи, ну зачем я тебе нужен такой, а? – повернулся он к ней.

Начинается.

– Носки сами постираются, – не желая поддаваться на его провокации, терпеливо сказала Алиса. – Пойдем. Я подогрею тебе молока с медом, и мы ляжем спать.

– Молоко с медом… – мечтательно повторил он за ней. – Меня мама поила молоком с медом, когда я болел.

– Ну а теперь я напою… Ты же не против?

– Скажи, лиса, ну зачем я тебе нужен такой? – повторил он. – Я же ни на что не гожусь, ни на что не способен, я же ничего не добился в жизни – ты только посмотри на меня!…

Алиса и правда не могла смотреть на него без жалости в такие моменты, и за это ненавидела и его, и себя.

Примерно раз в полгода с ним случались приступы депрессии, которые длились от недели до месяца. Нестабильная нервная психика, говорили врачи, возможно, следствие перенесенных в детстве травм – никаких других физиологических или психологических отклонений в процессе многочисленных обследований найдено не было. От них не находилось другого средства, кроме терпения Алисы и Веры Павловны, которая в такие моменты всегда приходила им на помощь, и надежды, что рано или поздно все пройдет само собой.

В общем-то, ничего страшного не происходило: просто Богдан отказывался выходить из дома, почти не ел, практически не спал, и не делал ничего, только без конца терроризировал окружающих своим нытьем по поводу того, что он никому не нужен и что никто его не любит, а те, кто находится рядом, наверняка держатся за него только или из-за денег или из жалости. В остальное время Алиса очень терпимо относилась к нему, но в такие периоды действительно с трудом переносила его общество, потому что из активного и уверенного в себе человека, всегда знающего чем себя занять, он превращался в жалкого нытика, выносить общество которого и правда можно было только за приличную плату.

И тем не менее именно в моменты его кризисов с ним приходилось проводить больше всего времени. Он требовал к себе постоянного внимания: его тянуло на бесконечные выяснения отношений, выпытывание признаний, на самокопания и самобичевания. Даже когда Алисы не было дома, он звонил ей в десять раз чаще, чем обычно, и не дай бог, если ей случалось опоздать и придти домой позже обещанного – количество нытья и придирок увеличивалось втрое, и можно было забыть о себе не только на весь вечер, но и на ночь, а чаще и на весь следующий день.

Алиса допоздна просидела с Богданом в бельевой. Принесла туда подушек, набросала их прямо на пол. Он, как всегда, заставил лечь ее к нему на колени, распустил ее длинные волосы, которые она обычно собирала пучком на затылке, и перебирал густые рыжие пряди, снова и снова повторяя, как ему все надоело и какой он несчастный и что за всю жизнь он не совершил ни одного стоящего поступка. Алисе хотелось принять душ и лечь спать, но она знала, что Богдана нельзя торопить, что если дать ему возможность выговориться, то он успокоится и согласится пойти спать гораздо быстрее, чем если давить на него.