Евгений Ивершенко - Номер 1

Затем твои мысли снова вернутся к тому, с чего все началось. Ты вспомнишь, кто ты на самом деле и что ты за человек. И ты поймешь, что ты не сможешь сделать всего того, о чем мечтаешь в глубине души. И в тот момент тебя впервые за всю твою несчастную жизнь посетит мысль о самоубийстве. Ты будешь перебирать в голове различные варианты, начиная с перерезанных вен и заканчивая петлей на шее. Ты почувствуешь, что это верное решение и что завтра же ты это сделаешь. Но чем больше ты будешь думать о суициде, тем страшнее тебе будет становиться. Ты поймешь, что не можешь вот так просто уйти из жизни. Не смотря ни на что, ты все же хочешь жить, пусть так, пусть в постоянном страхе и унижении, но ты будешь жить. Ты сделаешь все, приложишь все возможные усилия, лишь бы цепляться за эту тонкую хрупкую соломинку, которая зовется жизнь. Самосохранение – мощный стимул. И глубоко в душе ты сохранишь этот едва блещущий лучик надежды, что однажды тебе повезет, что однажды Бог заметит тебя в этом дьявольском царстве и протянет тебе ладонь, и ты будешь спасен. С этими мыслями, более или менее успокоившись, ты провалишься в сон без сновидений, а на утро ты будешь чувствовать себя на удивление хорошо, ведь ты жив, а, значит, надежда еще есть. Быть может, сегодня госпожа Удача отвернет от тебя свою спину и улыбнется, глядя тебе в глаза.

Я отчетливо, до мельчайших подробностей помню свой первый день в этом богом забытом месте. Мы ехали минут сорок. Старая, ржавая, разваливающаяся на части, держащаяся на одном лишь честном слове машина скорой помощи везла меня по извилистой и ухабистой дороге. Водителя, кажется, совсем не заботили ни моя сохранность, ни сохранность казенного автомобиля. Он будто специально на ухабах давил на газ, вместо того чтобы сбавить скорость. Машина подпрыгивала на кочках, как гимнаст на трамплине. Металл скрипел и стонал, но колеса продолжали уверенно прокладывать себе дорогу по этому нелегкому и бугристому пути. В задней части машины, где я сидел под охраной, окон не было. Я мог лишь, руководствуясь ощущениями, мысленно представить, что происходит снаружи. Мне казалось, будто меня везут в самое сердце ада, настолько неровной была дорога, что ни в какое другое место привести нас она никак не могла.

Я был крепко пристегнут к креслу, но даже это не помогало мне оставаться на месте во время невероятных автомобильных кульбитов. Кресло было жестким, и, когда автомобиль подпрыгивал, я каждый раз ударялся о сиденье и спинку. Будто везли не живого человека, а стог сена на прокорм скота. Позвоночник глубоко впивался в твердую поверхность кресла, отчего боль разливалась по всему телу, отчего на нем появлялись синие кровоподтеки.

– Куда мы едем? – Осмелился я спросить у своего сопровождающего.

Тот смерил меня холодным взглядом и сказал жестко:

– Заткнись.

Больше я его ни о чем не спрашивал. Я боялся, что если еще раз заговорю с ним, то все может не ограничиться грубым тоном, мне не хотелось получить удар от натренированного в этих делах специалиста. Всю оставшуюся дорогу он мерил меня пристальным взглядом, отчего казался похож на змею, готовую к прыжку. В какой-то миг лицо его переменилось. Зрачки сузились, превратившись в две тонких полоски. Из ноздрей повалил густыми клубами черный дым. Он ухмыльнулся, обнажив острые, похожие на кинжалы зубы, растущие в несколько рядов, как у акулы. Раздвоенный язык на мгновение высунулся из пасти и сразу же скрылся. Салон в машине тоже переменился. Крыша покрылась толстым слоем ржавчины, осыпающейся, как осенний листопад, на каждой кочке, на каждом повороте.

Я инстинктивно вжался как можно глубже в кресло, отчаянно пытаясь найти защиту. Улыбка на лице сопровождающего расплылась еще шире. В глазах его отражалось желание поскорее вонзить мне в шею острые, как бритва клыки. Он подался вперед, отчего я весь съежился на кресле и зажмурился, как какой-нибудь испуганный ребенок, увидевший чудовище в чулане.

Когда я открыл глаза, все вернулось на круги своя. Охранник все так же сидел напротив меня, не скрывая садистскую улыбку.

Машина сбавила ход и, наконец, со скрипом остановилась. Двери распахнулись и мой надзиратель, не церемонясь, выволок меня наружу. Был вечер. Солнце уже опустилось за горизонт, уступив трон луне. Надо мной возвышалось невысокое пятиэтажное здание. Серые стены, железные двери, металлические решетки на окнах. Свет, падающий из окон, рисовал на земле узоры, похожие на огромные распахнутые нечеловеческие пасти, а тени от решеток наполняли эти зияющие пасти зубами.

Двое санитаров, похожих друг на друга, как две капли воды, отвели меня внутрь. Один из них вручил дежурному какие-то бумаги, касающиеся меня. Тот кивнул и меня повели дальше, в кабинет к, как мне показалось, психиатру. Кабинет был просторный, стены увешаны различными дипломами, благодарностями и фотографиями, на которых он пожимал руки людям мне неизвестным, но явно имеющим авторитет в определенных кругах. Он сидел за столом, перебирая какие-то бумажки. Братья-близнецы усадили меня на стул перед врачом, и вышли, оставив нас наедине. Он так и продолжал возиться со своими бумагами, делая вид, что меня здесь нет. Наконец, он снизошел до меня.

– Так, значит, вас зовут Оскар. – Сказал он сдержанно. – Я могу к вам так обращаться?

Мне не было никакой разницы, как он меня называет. Я кивнул. Мой отрицательный ответ все равно ничего бы не изменил. Он тут главный, он будет обращаться ко мне так, как сам этого захочет.

– Кстати, меня зовут доктор Смит. У меня здесь ваша больничная карта. Очень занимательно.

Он отложил мою карту и посмотрел на меня холодным, изучающим взглядом. Наверное, паук так же смотрит на муху, попавшую в его паутину и тщетно пытающую вырваться. Я ответил на его взгляд. Мы смотрели, не моргая, друг другу в глаза. Я чувствовал себя некомфортно под его тяжелым взглядом, всеми силами стараясь не опускать или не отводить в сторону глаз. На лбу появилась горячая испарина, я почувствовал, как мои щеки и уши заливаются краской. Глаза начали слезиться. Струйки пота стекали по лбу, по щекам, собираясь капельками на подбородке и на кончике носа и капая вниз. Из подмышки тонкой соленой струйкой стекала капля пота, щекоча и заставляя ерзать, как если бы под рубашку залетело насекомое. Взгляд врача давил все сильнее, подавлял волю к сопротивлению. Я почувствовал, что больше не могу терпеть его взгляд на себе и опустил глаза.

– Галлюцинации, видения, хождение во сне, буйное поведение. Все это признаки острого психического расстройства, – он говорил это так, словно был рад такому пестрому букету психических расстройств и тому, что я оказался здесь, в его лапах. – Государство поручило мне заботу о вас и ваше лечение. – Теперь он говорил, как с маленьким ребенком. – Я уверен, что наше сотрудничество принесет огромную пользу вам, мне и обществу.