Александр Агамальянц - Письма крови. Гёте. Триптих крови

Челюсть поддалась сразу и вышла, будто ничем не крепилась к черепу.

Когда он упал на пол, я раздавил его голову ботинком.

7

На наше счастье зимние ночи длинны. Город покинуть мы уже не успевали, но у нас оставалось еще немного времени, чтобы найти себе укрытие и переждать последствия нашего мрачного пиршества. Руководствуясь принципом, что темнее всего под фонарем, Вильгельм привел меня не куда-нибудь, а в единственную в городе церковь. Оказалось, что он не соврал, когда говорил, что исследует ее архитектуру – в древней постройке нашлось столько укромных уголков, что хватило бы еще на дюжину «постояльцев». Надежно скрыв и укрепив, на всякий случай, наше пристанище, мы соорудили себе импровизированные ложа из подручных материалов и ветоши, и отошли ко сну. Для человека, буквально только что голыми руками убившего троих ни в чем не повинных людей, двое из которых были мне в каком-то смысле даже симпатичны, я спал просто чудесно. Хотя, я уже не был человеком.

Когда солнце скрылось за горизонтом, Вильгельм разбудил меня. Я в очередной раз удивился своему обновленному организму, на этот раз, той бодрости, с которой встретил новый день, точнее, надо было уже привыкать говорить «новая ночь». От привычной сонливости и лености, с которыми я привык встречать рассветы уже много лет, не осталось и следа. Не меньше порадовала меня и способность видеть в темноте. Не так ясно как я видел днем или при хорошем освещении, но достаточно, чтобы понять, что находится вокруг. Вильгельм же прохаживался по погребку, ставшему нашим временным домом, будто мы находились в лучшем номере столичной гостиницы. «Друг мой, Гёте, – привычно начал он, – предлагаю тебе составить мне компанию в прощальной прогулке по этому милому городку. Меня толком никто никогда не видел, тебя никто не узнает – бояться нам нечего. Заодно, нам стоит подкрепиться перед отъездом. С нашим образом жизни довольно сложно путешествовать. Ну, и я обещал тебе рассказать, кем ты теперь являешься – думаю, лучше это сделать на свежем воздухе, чем в затхлой келье».

Я одобрительно кивнул и, осторожно покинув наше убежище, мы отправились прощаться с городом, который, волею судеб, изменил мою жизнь до неузнаваемости, многое дал, но и взял немало. Бояться нам, действительно, было нечего, но и особого выбора у меня тоже не было. Пока я не знаю, как выживать в новом облике, я полностью зависим от Вильгельма, хочется мне того или нет. На мое счастье, мой друг тоже это понимал и хотел поскорее разорвать эти узы, чтобы могли быть равны в возможностях. Я видел собратьев, которые крайне деспотично относились к своему «потомству» и использовали их только как слуг, видел и тех, кто перенес патриархальные обычаи смертных и, давая относительную свободу обращенным, стремился влиять на все их поступки и решения. Вильгельма же язык не поворачивался назвать отцом, создателем либо еще как-то в таком роде, да он и сам ни к чему такому не стремился. Он разглядел во мне какую-то искру, которой посчитал нужным дать шанс на бессмертие, остальное было уже полностью в моих руках.

На этот раз мы были гораздо осмотрительнее в выборе пищи и мест для трапезы. Спешить необходимости не было, и мы позволили себе немного поиграть в кошки-мышки вначале с одной юной барышней с городских окраин, а потом с другой, уже постарше, но не менее приятной на вкус. Тела мы спрятали достаточно хорошо, чтобы их не нашли сразу, но успели найти и похоронить как подобает. В конце концов, мы не испытывали ненависти к тем смертным, которыми питались, и прекрасно понимали, что итак принесли достаточно бед их семьям, если таковые были. Я не испытывал ни малейшего чувства вины за свои деяния, но, определенно, обрел некоторое уважение к жизням простых смертных, стал лучше понимать их, видеть странную, непонятную мне красоту их суеты и нехитрых житейских радостей. Видимо, что-то подобное начинает испытывать опытный охотник, изучающий повадки и нравы зверей, которые станут его добычей и трофеями. Лишь одна мысль тяготила мое сердце.

Конечно, свет мой, я думал о Шарлотте. Сколь бы великой силой я ни обладал ныне, она была совершенно бесполезна в том, что касалось моей разбитой любви и надежд на счастливую жизнь с прекраснейшей из дев. Увы, какой бы вариант решения проблемы я ни придумал, он неизбежно приводил в тупик. В любом случае свадьба Шарлотты должна была состояться, чтобы обеспечить ее семье достойное существование, а ее отцу уход и лечение. Я мог убить ненавистного жениха, похитить своё сокровище, даже сделать ее такой же бессмертной как сам, но ее родных ждет страшная судьба в таком случае, чего она мне никогда не простит. Тем более я совершенно не предполагал, насколько приятно ей будет существование в виде ночного кровопийцы, какими ее пугали с детства. Чернейшая тоска сжала мое горло от этих умозаключений. Что ж, по крайней мере, мое сердце не стало совсем бесчувственным и холодным. Когда-нибудь, я либо изживу эту печаль, либо найду способ решить все в свою пользу.

А на тот момент были действительно более важные дела, чем предаваться сердечным терзаниям. Вильгельм, пребывавший в каком-то практически детском веселье, раздобыл пару бутылок вина и затащил меня на крышу старого склада, о существовании которого, похоже, все забыли не один год назад. «Оглянись по сторонам, Гёте, – воскликнул мой друг, – завтра на закате мы покинем это место и, вероятно, никогда больше не вернемся. Запомни хорошенько то, что тебе было здесь дорого!». «Что ж, выпьем тогда за успешный отъезд» – ответил я и сделал первый глоток вина в своей вечной жизни. И вкус и эффект разительно отличались от привычного. Теперь весь букет чувствовался сразу, равно как и состояние опьянения, которое сразу же накатывало ледяной волной, но через пару секунд его как не бывало. «Что ж, настала пора дать тебе несколько отеческих наставлений перед дорогой. Не отставай!» – с этими словами Вильгельм прыгнул с крыши.

8

Решив не забивать мозг лишними сомнениями, я спрыгнул с крыши склада вслед за своим другом. Высота была приличная и я, как минимум, должен был переломать себе ноги, однако приземлился как-будто прыгал со стола на пол. «Ах, Гёте, как же мне нравится твой азарт, – усмехнулся Вильгельм. – Эта отчаянная смелость, с который ты бросаешься навстречу новым испытаниям, просто восхитительна. И, если раньше у тебя не всегда хватало сил вынести все, что приготовила для тебя госпожа Судьба, то сейчас ты способен пережить любые ее вызовы. Позволь же, наконец, сорвать все покровы с нашего естества, чтобы ты жил как полновластный господин своей жизни и своего мира, а не мой питомец». Здесь Вильгельм театрально взмахнул руками и сделал драматическую паузу. В целом, моя драгоценная, вы и так прекрасно знаете все то, о чем он мне поведал спустя минуту, однако я позволю себе привести его монолог полностью.