Мария Некрасова - Большая книга ужасов – 79

Я расспрашивала ее в основном про новых животных, которых приносили в мой закуток. Они все были больны или ранены, Лена рассказывала мне, что с ними случилось. Я еще плохо понимала ее язык и переспрашивала по двести раз. Когда Лене это надоедало, она выдумывала всякую ерунду: например, что антилопа не попала в яму, а неудачно станцевала и запуталась в ногах.

Многих из тех, кого приносили, я встречала и раньше, но не знала, как они называются на Ленином языке. Тогда я и это заставляла ее повторять по нескольку раз – должна же я была запомнить!

Я помогала Лене за ними ухаживать, она не возражала, говорила, что так я скорее разработаю больную руку. Этих животных выздоровела, наверное, целая стая, прежде чем зажило мое бедное плечо.

Это случилось уже зимой. Утра были холодные, и я не спешила вставать. Я открыла глаза, увидела, что Лена за ночь никуда не сбежала, и плотнее завернулась в одеяло, чтобы спать дальше. Тогда Лена сказала, чтобы я перестала валять дурака, потому что ей пора домой. Я даже не поняла – я думала, ее дом здесь, хотя это, наверное, глупо.

Я разревелась и стала проситься с ней. Не помню, что тогда говорила мне Лена – кажется, что-то про плохую погоду и про долгую дорогу… Честно говоря, мне было плевать на это все. Я хотела выбраться отсюда с ней, а не одна, как глупый сервал.

И она позволила! Она сказала, что я уже достаточно здорова, чтобы все выдержать.

Слепой фонарь над проходной блестел металлическим ободком. В будке охранника не горел свет, и ворота были не освещены: просто глухой лист железа в темноте. Оглушительно стрекотали цикады: только они и заставляли думать, что мы в реальном мире, а не во сне – уж очень все это было странно.

– Умер он там, что ли? – Лысый постучал ногой в ворота. Противный металлический стук, я даже уши зажала. – Михалыч! Выходи, дачники приехали.

Сторож Михалыч ждал нас на даче всю неделю. Ну, должен был ждать. А вот мы приехали – и никого. Темнота, тишина.

– Не надо говорить, что он умер!

Но Лысый меня не услышал. Он стучал в темное окно проходной, потом прижался лицом к стеклу, заслоняясь ладонями:

– Михалыч! Дрыхнет, что ли…

Флер встала на лавочку у бетонного забора, подтянулась на руках и уселась верхом. Лысый не видел, был занят тем, что пытался достучаться в будку на проходной. А я полезла к Флер. Мальчишки, наблюдавшие все это из машины, тут же повыскакивали и устремились к нам на забор. Они крались осторожно, чтобы Лысый не заметил, но он был слишком занят и вообще не смотрел в их сторону.

Бетонный забор вокруг нашей дачи обожают местные художники. Каждый год, как ни приедешь – обязательно новые рисунки. Михалыч ругается, грозится поймать и заставить красить, но еще никого не поймал. Сейчас я видела что-то новенькое, но не могла разглядеть в темноте. Вскарабкалась на забор, уселась рядом с Флер.

Холодный бетон после теплой машины пробирал до костей. Больше всего хотелось спрыгнуть, но на забор уже карабкался Лео, и карабкался с моей стороны. Когда рядом с тобой садится Лео, холод можно и потерпеть. Он залез, уставился в темноту на территорию дачи, и я сделала вид, что тоже туда смотрю.

…А через секунду между нами втиснулся Бад, а за ним еще Васька и Руди! Флер молча глянула на вот это все и только сочувственно мне кивнула. Что тут скажешь, когда все за нас решают Бады! Не люблю Бада. Он дурак.

Мы ухитрились усесться вшестером на одной секции (Софи, похоже, уснула в машине). Все пытались разглядеть хоть что-то на неосвещенной территории школьной дачи.

– Что-нибудь видишь?

По ту сторону забора было так же темно, как по эту. Я еле разглядела асфальтовую дорожку, ведущую к корпусам, и черные безглазые коробки – сами корпуса. Вся территория утыкана фонарями, ночью здесь бывает светло как днем, а сейчас нет. Ни один фонарь не горел. Мрак. Ни души. В ухо ударил холодный ветер, желудок свело спазмом. Последний раз мы ели в школе, это было в обед. Потом долго ехали, Лысый забыл сумку с продуктами и полдороги ворчал об этом, а вторую половину говорил, что ничего страшного, поедим на даче, Михалыч нас ждет. Ну вот и приехали. Темно и холодно. И Михалыча нет.

Лысый колотил в дверь так, что я вздрагивала каждый раз. Если бы Михалыч был на месте, он бы давно услышал. Куда же он делся? Лысый еще разок саданул по двери (мне показалось, что бетонный забор качнулся под нами от этого удара), ругнулся и сел на крыльцо.

– Что видно? – Он спросил как ни в чем не бывало, даже ничего не сказал, что мы сидим на заборе.

– Ничего. Темно.

– Вот мы влипли! И не позвонить…

Телефон Лысого остался в школе. Большей частью – на столе в спальне мальчишек. Еще несколько мелких частей затерялись навечно где-то под кроватями, Лысый их не искал, он сказал, что телефон сдох. Мальчишки натянули веревочку над порогом, и Лысый споткнулся вместе со своим телефоном. Лысый ушибся, телефон сдох. После этого Лена отобрала все наши планшеты до осени, чтобы мы за лето не отупели окончательно. В общем, мы все без связи. У Лысого еще есть ноутбук, но у Михалыча нет скайпа.

– Михалыч!

Тишина.

Я сидела на заборе и таращилась на темные дачные корпуса. Странно, что в этих слепых черных коробках когда-то была жизнь. Корпуса выглядели так, будто там тысячу лет никто не появлялся. Жесть крыши, блестящая в свете луны, в одном месте разошлась, образовав огромную дыру – я бы, пожалуй, пролезла. И окно в ближайшем корпусе. Выбито? Стекло блестело только в нижней части окна, а выше – черный мрак. Или мне плохо видно, или… На дорожке блеснул крупный осколок. Точно: стекло выбито.

Я крикнула Лысому, но он опять заколотил в дверь будки и не услышал.

Я показала Флер и еще Руди, который теперь сидел рядом со мной. Они долго не могли разглядеть, пока Бад не ткнул пальцем:

– Смотрите, ураган был!

Кажется, он прав. Я сразу разглядела поломанное дерево и большие ветки, разбросанные тут и там…

– Может, это просто Михалыч танцевал! – заржал Васька. – Или на дачу напали бандиты и убили Михалыча!

– Дурак! – Руди повис на заборе вниз головой и с умным видом рассматривал темноту. – Хорош девчонок пугать, а то я сам боюсь.

– А чего пугать-то? – Васька попробовал повиснуть так же, но поскользнулся и сел как раньше. – Сам посуди: все вокруг поломано, человека нет…

– Дерево тоже они поломали? – спросил Бад.

Руди заржал.

Васька слишком много смотрит телевизор, особенно всякие ужастики и про бандитов. И любит нас пугать.

Наконец-то лязгнула задвижка, и дверь будки открылась. Мы с Флер свесились с забора и уставились вниз.

– Михалыч! Ну ты здоров спать, я уж не знал, что думать!

Свет по-прежнему не горел. Сверху я видела блестящую плешь Михалыча, он вышел, ссутулившись и опираясь на палку. Вторая рука висела на перевязи, в темноте ярко белел бинт. Сломал? Нам не говорили.