Мария Некрасова - Большая книга ужасов – 79

Взгляд мой так и соскальзывал на брошенный на столе новенький телефон Лысого. Женщине, пахнущей тряпкой, мы позвонили пятнадцать раз. Даже такая вредная, как она, не выдержала бы и взяла трубку. Значит, либо забыла телефон, либо потеряла, либо что-то случилось. Я быстро цапнула со стола трубку и еще раз выбрала номер. Лысый коротко глянул, оторвавшись на секунду от своего ружья, но ничего не сказал. Гудки. Я положила телефон, не отключаясь, и напрягла слух. Может, забытый телефон этой звонит где-то в доме и я услышу? Тихо. С тех пор как мы приехали сюда, здесь почти всегда очень тихо.

– Ну вот. – Лысый скомкал промасленные газеты и швырнул в корзину. – Идем поищем уборщицу. – Он пошел на кухню, как будто я не была там минуту назад, заглянул, проверил, вернулся. – Нет ее в доме. На второй этаж и подниматься не будем, мы недавно там были. Да и услышали бы…

– Идем уже!

– Волнуешься? А говорила «Злая, злая»… – Он полез в тумбу под теликом и достал фонарь. Все-таки он дурак.

Маленькие садовые фонари во дворе еле освещали дорожку под ногами. Все остальное тонуло в темноте. Луна скрылась, да ее и не было видно за густыми кронами. Тихо. Опять тихо! Вернемся в школу, я буду целыми днями слушать музыку с Бадом и компанией. Плевать, что они отморозки и слушают всякую чушь. Главное – громко. Мои уши устали от тишины. Как же они устали!

Лысый медленно шел впереди меня, светя фонариком на серые стволы деревьев. Луч бил далеко, если бы не деревья, мы бы давно увидели реку. Надеюсь, тварь, напавшая на Лысого, не успела никого сожрать.

Маленький освещенный пятачок под ногами, все остальное тонуло в черноте. Дорожка, засыпанная хвоей и прошлогодними листьями, как же редко по ней ходят. Женщина, пахнущая тряпкой, держала взаперти не только меня. Лысый нервно дергал фонарем: луч метался туда-сюда по дорожке, кустам – и вдруг замер. От неожиданности я влетела в спину Лысого и уставилась в луч фонаря.

Куст малины. Куст малины – и больше ничего. Он был поломан так, как будто на него швырнули огромный мешок с песком, который потом поволокли дальше в лес.

– Видишь?

Я кивнула.

– Тогда идем. – Он решительно свернул с дорожки в сторону куста и осветил примятые ветки с бусинами крови на листьях.

– Опа! – Я вцепилась в его рукав. Рука, держащая фонарь, ушла вниз, и я увидела целую тропинку из примятых кустов. По земле бежала ржавая смазанная дорожка уже подсохшей крови. Кого-то волокли.

– Идем, Жули. – Лысый шагнул прямо на проклятый куст, закапанный чьей-то кровью, и я в очередной раз подумала, что дураки очень смелые люди. Визжать и проситься домой было поздно. Одна я могу и не дойти.

Я шла за ним по этой звериной тропе, стараясь обходить лужицы, а все равно чувствовала, как наступаю в чужую кровь: земля была холодной, эти влажные пятна – чуть теплее.

Лысый старался идти потише и все равно топал как слон. А я слушала. Шаги Лысого здорово выделялись в общем шуме: он прихрамывал и загребал ногой. Листья на ветру шелестели по-другому, у них был свой мотив, своя мелодия. За левым плечом плескалась река. За правым – скрипнула калитка.

Я обернулась, но ничего не увидела в этой темноте, Лысый светил вперед и под ноги, освещая эту жуткую дорожку. К моим ступням уже налип влажный песок, и я потихоньку обтрясала их нога об ногу, зная, что так только еще больше пачкаюсь.

Остановилась. Сзади послышался новый шорох. Еле слышный, может быть, я тогда себе напридумывала. Как будто кто-то шел, аккуратно наступая на всю ступню, но все равно не мог это делать бесшумно. Короткий шорох – тишина. Опять короткий шорох.

Я цапнула Лысого за куртку, чтобы остановился, и прислушалась. Он обернулся, на секунду сверкнул мне фонарем в лицо и ослепил. Перед глазами запрыгали разноцветные зайчики, луч фонаря проходил мимо меня, Лысый освещал что-то за моей спиной. Что-то громко шаркнуло листьями, и все стихло. Я обернулась, хотя не могла еще ничего толком увидеть, кроме белого пятна, освещенного фонарем.

– Видела?

Я покачала головой. Лысый сунул мне фонарь. На секунду мне показалось, что в луче что-то шевельнулось, но тут же пропало. Лысый вскинул ружье:

– Правее! Еще! Еще! Еще, еще!

Я вела свет по стволам, ничего не видя толком, но прекрасно слышала, как прыжками уходит в лес кто-то тяжелый, как старые листья и хвоя разлетаются из-под его лап. Тяжелый.

Прыжки удалялись и замерли где-то в шагах тридцати от нас.

– Ушла, – шепнул Лысый. – Держи фонарь сама. – Он еще прицеливался куда-то в чащу и, пятясь, стал отходить в сторону пристани. Я не знала, куда мне светить, и светила туда, куда он целился. Мы пятились в темноту, к реке и, кажется, уходили в сторону. Я шла тихо, а Лысый опять топал, загребал ногой, и я не могла расслышать ничего, кроме его шагов и ветра. Если тварь ушла недалеко, то она может подкрасться и напасть с любой стороны, мы не успеем заметить.

– Стой! – Я опять поймала Лысого за куртку. Он дернулся ружьем в мою сторону, и мое сердце ухнуло в землю. Это длилось одну секунду. Ну две. Это длилось полжизни. Примерно столько, как мне казалось, я пролежала в африканском госпитале с сервалом. Моя голова много лет забывала, что такое пуля, а мое плечо помнило, как будто это было вчера. Его скрутило, вывернуло, старая боль вырвалась на волю и отдавала куда-то в грудину, от этого перед глазами опять забегали разноцветные зайчики. Ноги стали ватными. Я сомкнула пальцы на куртке Лысого и, как тогда, провалилась в яму.

– …Нашла мешто и время! – Лысый сидел на земле рядом со мной, держа фонарь зубами и водя ружьем туда-сюда. – Поднимайшя шкорей.

Голова еще кружилась. Я вцепилась в его штанину и села. Разноцветные зайчики разбежались, луч фонаря истерически прыгал по стволам, от этого в глазах все равно рябило. Листья шелестели на ветру, а за спиной хрустнула ветка.

Лысый направил ружье туда, я еле успела уклониться, чтобы не получить по физиономии. Вскочила. Лысый прицеливался и шумно дышал ртом, сопя и пыхтя через зажатый в зубах фонарь. Луч освещал только стволы и ветки. Я вглядывалась в этот освещенный пятачок и ничего не видела.

– Вошьми.

Забрала фонарь. В глубине леса тут же послышался шорох, как будто тот, кто подкрадывается, воспользовался замешательством и сделал под шумок еще шаг. Я водила фонарем по стволам туда-сюда, вниз вверх и не могла ничего разглядеть.

И тут кто-то прыгнул прямо ко мне. В шаге от меня шаркнули сосновые иглы под чьими-то тяжелыми ногами, грохнул выстрел, и я побежала.

Ветки царапались. Хвоя впивалась в ноги. Я не видела, не слышала, не чувствовала. Ноги бежали сами собой, и я не могла их остановить. Только зажмуривалась, чтобы ветка не попала в глаза, и не разбирала, куда бегу.