Герман Ломов - Дожить до июля

– Зря ты, Поручик, – возразил Граф. – Где бы и когда ты был тем, кто есть сейчас?

– Во Франции, к примеру.

– Да что ты на хер! Сладкая сказка твоя Франция. Время абсента, постимпрессионистов уже сто лет как прошло. Кем бы ты был во Франции или другой стране? Среднестатистическим буржуа?

– Вполне.

– Не отрицаю. Но писателем бы точно не был.

– Ох, рассмешил. Писатель. Я-то? Да я уже как три года ни строчки не написал!

– Это не показатель, – упрямился Граф. – Ты к этому ещё вернешься.

– Угу. Кому только я на хер сдался со своими книгами в конце двадцатого века? Родился бы в сороковых – начале пятидесятых, был бы шестидесятником – другое дело. А сейчас…

– А кому бы ты был нужен в шестидесятых? Там таких, как ты – пруд пруди. Конкуренция адская! – Граф многозначительно выставил вверх указательный палец. – Тогда каждый второй был или поэтом, или писателем, или художником. А сейчас ты почти один. Все «бабло рубят». Но на «твоём-то поле» – никого! Так, редкие путники…

Граф ещё что-то говорил, но Нималов его почти не слышал. Он устремил взгляд на одну из тысяч звезд уже ночного небосклона и смотрел на золотую точку, не мигая. Внезапно свет звезды дрогнул и начал сиять то ярче, то слабее. Напрягая зрение, Нималов продолжал следить за сумасшедшей обитательницей небес. Нет, она не падала, она наоборот, поднималась всё выше и выше, уводя взор земного наблюдателя как можно дальше. Это длилось секунды. Ему казалось, что другие звёзды с бешеной скоростью проносились мимо, оставаясь далеко позади…

Вдруг Нималову стало страшно. Он уже хотел было закрыть глаза, чтобы прервать этот безудержный и ужасный полёт, но внезапно бег прекратился. Его взор застрял где-то в сотнях тысяч километров между небом и землёй. Не решаясь оглядеться, а, тем более, посмотреть вниз, он продолжал смотреть вперёд.

Он уже не различал ни звёзд, ни цвета небес, он видел только чёрную темноту. И из этой темноты кто-то смотрел на него. Он не видел (это было невозможно), он чувствовал на себе немигающий, властный взгляд почему-то зелёного глаза таких огромных размеров… Вскоре ему показалось, что глаз немного сузился, вероятно, его обладатель улыбнулся…

– Поручик, – раздался где-то далеко-далеко внизу голос Графа. – Смотри-ка, Птур и вправду молоко тащит. Надоил-таки подлец! Слезай, молочком «заполируемся».

Нималов в ужасе зажмурил глаза и скатился со стога вниз.

– Спишь уже, что ли? – не понял Граф.

– Ого! – удивился подошедший Птур. – Граф, да на нём же лица нет. И пот на лбу бисером!.. Отравился, наверное. Воды! Живо!

– Всё нормально, мужики, – успокоил их Нималов и медленно открыл глаза.

– Птур, дай Поручику молочка, – предложил Граф. – Авось полегчает.

Сын азиатских степей протянул Нималову одну из консервных банок, наполненных ещё теплым молоком. Нималов закрыл глаза и, прильнув губами к острой кромке консервной тары, сделал несколько глотков.

– Вот, Поручик, говорил я тебе… Что я – командир во всеуслышание предупреждал: «Не бери в голову дурного, в руки – тяжёлого, в рот – хуёвого». Нарушил заповедь – нажрался этой кошачьей бурды, – Граф, не спрашивая согласия Нималова, как можно дальше забросил в кусты пакет злополучной кошачьей радости. – Теперь загибаешься.

– А что произошло-то, Поручик? – решив, что криз прошёл, Птур присел рядом с виновником суматохи.

– Кто бы знал. Устал, наверное. Может, на экзамене перенервничал, – соврал Нималов и закурил очередную «Беломорину»…

Через три дня они покинут военный городок и разъедутся по домам. Загорелые, уставшие, с обветренными лицами, утомлённые июлем лейтенанты запаса…

Что будет с ними? Они слабо представляли себе наплывающее «завтра». Нималов не был исключением. Он ещё не знал, что через какие-то полтора месяца на его глаза попадется книга, которая перевернёт его взгляды и опять заставит взяться за перо.

Он не знал, что ещё через восемь месяцев это самое «взяться за перо» выльется в более материализованную оболочку объемом в двенадцать авторских листов. Будет издано, получит неплохие отклики.

Не знал, что обречён тащить «писательский» крест и стать выпавшим из времени…

Он ещё многого не знал. Но о том, что, поднявшись далеко за пределы звёздной амальгамы, он смотрел прямо в глаза своего небесного покровителя – директора департамента NHV Вомилана, он даже догадываться не мог.

… так кто же ты, наконец?

– Я – часть той силы,

что вечно хочет зла

и вечно совершает благо.

Гёте «Фауст»

There are more things in heaven and earth, Horatio,

Than thy philosophy ever dreamed of.

W. Shakespeare 8 8 И в небе, и в земле сокрыто больше, чем снится Вашей мудрости, Горацио (В. Шекспир)

Нирал осторожно толкнул дверь и шагнул внутрь кабинета. Его сразу поразила необъятность помещения.

Где-то далеко впереди казавшийся маленькой точкой стоял стол. Стену, спиной к которой должен был сидеть его хозяин, украшали два огромных портрета. Их размеры были настолько величественны, что даже с того места, где находился Нирал, были хорошо различимы выражения глаз, морщины, мелкие детали одежды изображенных на них лиц. На портрете, висевшем слева, восседал император Страны Пяти Революций, на портрете справа – император Страны Изломанных Крестов.

– Подойди ближе к столу, – раскатами грома прогремело по залу.

Нирал сделал только один шаг в сторону стола и чуть-чуть не ударился бедром об его угол. Он в ужасе оглянулся назад: дверь, от которой он только что сделал шаг вперёд, находилась далеко за спиной и также, как недавно стол, виднелась вдалеке еле различимой точкой.

Нирал повернулся к столу и с удивлением отметил, что портреты на стене, нисколько не приблизились и не удалились от него. Они были такими же величественными.

За столом сидел хозяин кабинета в светло-коричневой униформе, на правой руке была повязана красная лента с белым кругом и изломанными крестами внутри него. Волосы хозяина были зачесаны на бок и свисали на лоб, над верхней губой – чёрные усы мушкой.

Нирал быстро сравнил лицо и одежду сидевшего за столом с лицом и одеждой изображенного на портрете справа. Идентичны.

– Я вызвал тебя, чтобы ввести в курс дела и ознакомить с комплексом твоих прав и обязанностей, а не для того, чтобы ты разглядывал интерьер моего рабочего кабинета, – сделав ударение на слове «рабочего», нервно выкрикнул сидевший за столом, повторяя тон и интонацию человека, изображенного на правом портрете. – Тем более, у тебя ещё будут время и возможность, чтобы выяснить всё, что тебя заинтересует.

Он закурил, отчего по залу распространился запах сжигаемой конопли, и продолжил.