Юля Ламичева - Похититель тел

– И вот сейчас я начну раздирать лицо и одежду, – сообщила Мора, – Учти, я и на прохожих нападу, если дотянусь. Что тогда?

– Тебя увезут в дурдом? – предположил Тёма.

– Нас, дорогой, – поправила Мора, – найдут мой паспорт и отправят по месту жительства. Но перед этим сделают успокаивающий укол, да не один, чтоб подольше не брыкалась, а от этих ихних уколов ты пройдёшь как миленький. У нас сосед – инвалид по голове, ему уколы очень помогают. Он говорит, уколы прекращают его контакты с посторонними разумами, а у меня ведь даже не шиза, а случайное подселение какого-то недотыкомки. Ты, небось, от простого снотворного пройдёшь. Ну как, Севастополь, или мне начинать рвать платье? Кстати, настоящий Диор, конец пятидесятых, так что лучше иди сам.

Тёма обречённо покосился на ментов и солидные размеры дежурной.

– Не кисни, обещать не могу, но помочь попробую. Здесь тебе во всех случаях ловить нечего. Дались тебе морги! Если твоё тело украли, то не для того, чтоб оно где-то отлёживалось. А останься мы здесь, где мы ночевать станем и что хавать? У меня в смысле денег билет на самолёт и мелочь на автобус, а твои друганы первые тебя в дурку пошлют, если станешь настаивать, что типа сменил имидж, – левая рука оправила юбку «настоящего Диора конца пятидесятых». – Или ты меня хочешь к себе домой отвести и маме показать? Ты ведь с мамой живёшь, я знаю.

– С чего ты взяла?

– И девушки у тебя нет.

– А вот и есть!

Девушка у Тёмы была, звали её Аней, они с Тёмой работали модераторами объявлений в одной конторе (где и познакомились). Аня слушала рок, была толстовата и могла пить пиво в любых количествах.

– Никого у тебя нету, – радужным ногтем Мора провела в воздухе линию, точно перечеркнула Тёмины прошлое заодно с будущим. – Что ты вообще можешь о себе сказать, кроме того, что ты Тёма?

– Да я… я…

В голову лезла только анкета для поиска пропавших без вести: возраст, рост, цвет волос, был одет в, остальное не тянуло даже на проходное резюме. Школа, институт, полгода работал лаборантом, три месяца – консультантом по телевизорам и, последний год, модератором сайта службы по трудоустройству. Играл в рок-группе, но до выступлений дело не дошло. И вот чем всё закончилось. Очень похоже на то, что очень скоро закончится. Мама поплачет, потом выйдет замуж за своего Бориса Владимировича.

– Что – ты? – поморщилась Мора. – Ой, у меня идея: может, инопланетяне выбирают тела, с которыми хозяева не знают, чего делать? Ну, не спёрли бы у тебя тело, ты бы или спился, или стал бы обычным старым пердунум и спился. А у инопланетян или колдунов – цели, может, даже великие. Я про зомби на Ютубе смотрела, колдуны Вуду отнимают тела у самых никчёмных жителей деревни и приспосабливают под огородные работы. Прямо твой случай!

Тёма был от природы незлобив, но и его прорвало:

– Да, я лузер, мне двадцать семь, я живу с мамой, на работе модерирую бред сивых кобыл, пишущих слово «охранник» с десятью ошибками, а мечтаю торчать дома у компа и пинать балду, и мне ничего не надо, ясно?! Почему люди оценивают других по работе и зарплате? Если не работаешь, то неполноценный/шизофреник/аутист/даун и ещё наркоман на худой конец. Как показать, что ты не моральный урод, а обычный человек, просто ничего не хочешь, особенно работать?

– Никак, – хихикнула Мора. – Потому что это самое ты и есть.

– Да ты на себя посмотри! – Тёма перешёл на крик. – Ты, что ли, работаешь? Пугалом в дурдоме? Если у тебя такие цели, что офигеть, почему с тобой это самое тоже случилось?

– Со мной случился ты, а не «это самое», и я с тобой разберусь, а станешь выпендриваться, прямо сейчас организую себе уколы от голосов, и хрен ты от меня помощи дождёшься. Давай, вали, переход там, и попробуй ещё хоть что-то про мою внешность вякнуть! Ты же толстый, маленький и прыщавый, да ещё и девственник. Даже не пытайся открывать рот, а то…

Левая когтистая рука взмыла в воздух и готовой к нападению коброй замерла перед лицом.

– Идёшь, или начинать привлекать внимание?

Тёма понуро потопал в переход на станцию «Театральная».

– Я тебе говорю, не кисни, – подбадривала его Мора, носясь вокруг, точно фантик на ветру. – Что у нас провинция, не значит, будто знающих людей нет. Ещё как есть! Потом, какая-никакая хата, жрачка, и главное, я всех знаю. Вот ты кого в своей Ма-а-аскве знаешь? Да никого! А я у себя в городе – всех. Разберёмся!

С утра Дашенька покрылась сыпью, участковая врачиха сказала, что краснуха. Кроме тёти Светы, краснухой никто не болел. Папа, может, и болел, но выяснить наверняка тётя Света не сумела – тяжело общаться с человеком, разговаривающим при помощи постукивания двумя пальцами по обложке книги – это тётя Света придумала, она и азбуку Морзе выучила, но папа азбуки не осилил. Семьдесят два – не лучший возраст как для изучения азбуки, так и для краснухи. Папу жалко, но саму себя Маша жалела ещё сильней: от краснухи папе хуже не станет, ему вообще ни от чего уже не станет ни хуже, ни лучше. Тогда как для Маши обычная простуда означала месяц мучительного выживания с тремя детьми, по очереди заражающими друг друга. Нет права болеть, нет выходных, из дома Маша не отлучалась лет десять. Ей всегда хотелось спать.

Допустим, малыши часто болеют, хотя не у всех насморк перерастает в отит с крупозным воспалением, как у Дашеньки. Но даже районная больница – фигня рядом со школой. Из больницы можно, на худой конец, сбежать, подписав бумажку, что берёшь ответственность, если все умрут, а из школы не сбежишь, минимум восемь лет от звонка до звонка. В своё время Маша школу ненавидела и училась средне, и всё же не помнила, чтобы с ней сидели, как с Максом, чтоб уроки делала, а не карандаш грызла до девяти вечера. С прошлого года Максовы проблемы с домашкой кончились решительным отказом Макса её делать, зато Никитка в третьем классе, за уроки садится только в присутствии мамы или бабушки, а Макс добавил к двойкам драки, приходит из школы в таком виде, точно там готовят боксёров-камикадзе. Наверно, Маша чайлдфри или банально плохая мать.

Соседка Лариска уверяет, что воспитание детей состоит в регулярной порке. Противопоставить Лариске Маше было нечего, потому как результаты воспитания по Ларискиному методу несравнимо качественнее. У Лариски четверо, учатся прилично, и дом на них, пока Лариска на рынке ишачит. Притом Лариска для своих детей – высшее существо, ещё и обожаемое, а не гибрид прислуги с ковриком для ног. Неужели драть? Но Маша и в роли жандарма давно себе опротивела, а превращаться в собственном доме в мастера порки… на фиг такой дом! Маша плохо помнила маму: та по большей части запиралась в комнате, писала стихи и рыдала. И умерла, когда Маше едва исполнилось восемь. Тоже метод, лучше так, чем целыми днями на всех орать, как делала Маша, а по-другому не получалось, хоть убейся.